Эксгибиционист. Германский роман

В другой период жизни, погружаясь в медитативные практики, которые вызывали у меня множество галлюцинаторных переживаний, я постоянно сталкивался с образом крокодила. Иногда в течение сорока пяти минут я в подробнейших деталях созерцал крокодила за своими закрытыми веками. В 93-м году передо мной была поставлена задача написать предисловие к произведению небезызвестного Томаса Де Квинси «Исповедь англичанина, употреблявшего опиум». Когда я прочитал это произведение (и написал действительно предисловие к нему), я обнаружил, что и Томас Де Квинси тоже сталкивался с образом крокодила в своих наркотических грезах. Я подумал, что надо проследить путь крокодила в русской литературе, начиная, конечно, с великолепного творения Достоевского под названием «Случай с крокодилом». О, это гениальное произведение, где описывается следующая ситуация: в Петербург привозят крокодила, на него приходит посмотреть светская публика, в частности приходят герои этого произведения, которые составляют собой любовный треугольник, состоящий из мужа, жены и любовника. И вот они втроем приходят смотреть на крокодила. И тут каким-то образом так случается, что крокодил съедает мужа этой жены. Муж оказывается внутри крокодила, но, как говорил Корней Иванович Чуковский, «утроба крокодила ему не повредила». Муж спокойно существует в крокодиле и начинает общаться оттуда, причем заявляет, что, когда он попал в крокодила, ему очень многое стало понятно и он теперь может давать объяснения по совершенно любым вопросам, он теперь эксперт по всему. И поэтому он поручает своей жене и любовнику жены, чтобы они организовали приток публики к крокодилу, и он будет общаться с публикой из крокодила, отвечая на все абсолютно запросы публики. Несмотря на первый шок и смущение, испытанное женой и любовником, они справляются с этой задачей, и действительно каким-то образом организуется приток публики, хотя в начале муж еще пытается склонить жену, чтобы она тоже проглотилась крокодилом и они не разлучались бы, но она все-таки как-то уклоняется, говоря: «Ну это же неприлично, это же даже как-то трудно себе представить, а что если “разные надобности”? Как же мы там?» Для сознания XIX века действительно немыслимо представить себе существ разного пола в одном крокодиле. Если еще парочку из крестьянского сословия можно вообразить в такой ситуации, но ни в коем случае не из дворянского. Такого близкого расположения гендеров в этом сословии в то время совершенно не предполагалось, всякие надобности деликатного свойства отделяли существ разного пола друг от друга, и чем выше было социальное положение, занимаемое существами, тем радикальнее была возникающая между ними дистанция. А крокодил, естественно, предполагает полное упразднение дистанции, что мы видим даже на примере одного-единственного мужа, которому стоило оказаться в крокодиле, как тут же исчезла полностью дистанция между ним и всеми остальными людьми, в результате чего он стал отвечать на все вопросы и решать проблемы абсолютно всех людей.

Он как бы начал выступать в качестве некоего оракула, но не мистического, а, наоборот, рационального. Он давал разные советы: житейские, политические, как строить государство, как решить семейные проблемы, как вложить деньги. Совершенно не помню, чем дело закончилось. Федор Михайлович как-то подзажевал, как он любил делать. Но никакой развязки там и не требуется. Другие писатели великолепным образом почувствовали структурообразующую незавершенность повествования Федора Михайловича Достоевского в «Крокодиле», они подхватили крокодиловое знамя и развернули его в своих дальнейших произведениях. Здесь наше внимание переходит к такому великолепному автору, как Корней Иванович Чуковский, который развернул знамя крокодила в целом пучке произведений, прежде всего в довольно ранней поэме «Крокодил», а также в поэме «Краденое солнце».