Эксгибиционист. Германский роман

Космист проснулся через несколько часов и сразу вспомнил, что обещал приехать в Обсерваторию. Туда он и направился, не переодевшись и не побрившись, что, безусловно, показалось бы тревожным симптомом проницательному психиатру, ибо, как правило, Космист соблюдал чрезвычайную аккуратность.

Хакир Амальдаун уже ждал его в псевдоготическом кабинете, в небольшом стрельчатом домике, примыкавшем к Главной Обсерватории. Никогда прежде Космист не удостаивался приглашения в этот кабинет. Здесь было пустынно, просторно – особых украшений не было, если не считать бронзового кальяна на восточном столике, да еще одна картина на стене (Космисту показалось, что это старинное полотно, написанное кем-то из мастеров раннего барокко). Письменный стол с несколькими лампами и два белых вращающихся кресла, в одном из которых сидел пигмей или бушмен с черными глазами. Амальдаун был одет так же, как любил одеваться Эксгибиционист: узкий, модный темно-синий костюм и такого же цвета рубашка. Одежда, надо полагать, предназначалась для состоятельного мальчика лет одиннадцати.

– Садитесь, – сказал черноглазый пигмей, обойдясь без рукопожатия. – Нам предстоит долгий разговор. Как в романах Достоевского.

Космист не читал Достоевского и не знал, что в его романах присутствуют долгие разговоры.

– Вы, наверное, спрашиваете себя, какого рода интерес мог преследовать во вчерашнем заведении такой человек, как я? Сладострастие или наука? Отвечу: и то и другое. Со сладострастием всё понятно, а вот при чем тут наука? Видите ли, я склонен рассматривать оргиастические сообщества как эскиз, как предварительный набросок возможного и, скорее всего, очень далекого будущего. Недавно я участвовал в одной весьма представительной конференции, посвященной ускоряющемуся росту человеческой популяции на планете Земля. Проблемы перенаселения, демографические вспышки, контроль за рождаемостью – обсуждался именно этот круг вопросов. Присутствовали экологи, социологи, антропологи, политики, врачи. В последнее время к такого рода дискуссиям нередко привлекают и нашего брата космиста. Естественно, чтобы обсудить перспективы возможных решений проблем перенаселения с помощью будущей колонизации других планет. Марса, например. Вы знакомы с моей книгой о Марсе? Сам я считаю эту работу устаревшей, но профаны обожают этот ранний текст. Поэтому они меня туда и пригласили. Я не люблю обманывать ожидания. Я говорил, конечно же, о Марсе. Но думал я не о Марсе.

Амальдаун сделал долгую паузу, в течение которой неподвижным оставался его взгляд, устремленный в лицо Космиста.

Наконец Амальдаун снова заговорил. Голос его сделался еще более тяжелым и вязким.

– Несмотря на все возможные предупреждения об ужасах, которые приносит с собой перенаселение Земли, человечество продолжает упорно размножаться и одновременно беспощадно издеваться над биосферой, уничтожая ее. Всем известно, что человек ломает, портит и убивает роскошный подарок, который ему почему-то преподнесли. Так испорченный ребенок терзает нежное и драгоценное животное, которое родители подарили ему, полагая, что очарование этого животного сможет пробудить любовь в невзрослом сердце ребенка. Откуда же у человечества, в целом отнюдь не избалованного, замашки извращенного чада богачей?

Приходится предположить следующее: оголтелое размножение и убийство биосферы не изъян человеческой программы, а ее основное содержание. Возможно, человечество запрограммировано на слияние в единое существо, наподобие мха или плесени. Это существо должно объять земной шар: сомкнувшаяся антропосфера, цельная, слившаяся в единую живую ткань нового существа, должна заменить собой биосферу Земли.

В этом случае человечество освоило окружающий Землю участок космоса лишь для того, чтобы постепенно вынести вовне все элементы техносферы. Представьте себе, коллега: не только все растения и животные, но и все гаджеты постепенно устраняются с поверхности нашей планеты. Эта поверхность отдана исключительно людям, и они заполняют ее всё более тесно, пока их тела не прижимаются вплотную друг к другу, превращаясь в молекулярную структуру нового сферического существа. Выясняется, что все века человечества были веками предрождения Единого Антропоса. Действительно, мифы многих племен говорят, что некогда все люди были единым существом – гигантом, который затем распался на микроэлементы. Древние индусы называли его Пуруша, древние китайцы – Пань-Гу, древние евреи предпочитали имя Адам Кадмон. Мы же назовем его Антропосом. Кто знает, возможно, в течение миллионов лет это гигантское изначальное тело упорно воссоздает себя, восстанавливая свою целостность?