Эксгибиционист. Германский роман

– Поздравляю, коллега, – вымолвила Синяя Гусеница. – Я знаю, что вы таите на меня обиду с тех дней, когда ваша бывшая подруга Эмма бросила вас ради того, чтобы согреть мое пожилое ложе. Вам известно, что и в моей колыбели она долго не задержалась и нынче плодотворно трудится в Штатах. Туда ей и дорога. Надеюсь, я искупил свою вину перед вами тем, что познакомил вас с Элис, а также тем именем, которое я дал новому Телескопу. Элис – красивая девушка, и у нее серьезные намерения на ваш счет. Но… Хочу напомнить вам, что в основе научной мысли лежит сомнение. Сомневаться в очевидном – наша с вами профессиональная обязанность. Культ Алисы в Стране Чудес – it’s too obvious для английской девушки. Может быть, она выдумала эту наивную обсессию лишь для того, чтобы притвориться англичанкой? Кто же она такая на самом деле? Да, сомнение, святое сомнение… Сомневаюсь, что препарат, который вы изволили принять, совместим с научной работой. Я сам люблю иногда покурить кальян, но данное вещество разрушает критический механизм, незаменимый с точки зрения познания.

– Ко… ке… ки… – только и смог ответить Космист.

Экранизация снов, галлюцинаций и изображение измененных состояний сознания средствами кинематографа – тема чрезвычайно роскошная и всеобъемлющая. Кино и само по себе представляет собой сфабрикованную галлюцинацию даже в тех случаях, когда пытается доказать свою приверженность реализму. Однако суть этого искусства раскрывается в актах демонстрации чудес: крылатый человек или говорящая отдельная голова так же органично существуют на экране, как в наших визуальных буднях могут существовать футбольный мяч или перелетная птица. Спящий или галлюцинирующий герой позволяет фильму добраться до выполнения самой сладостной из своих задач, заключающейся в демонстрации чудес, и при этом не выйти за рамки реалистического жанра. Однако, прежде чем пуститься в плавание по галлюцинациям Космиста, нам требуется обсудить одну важнейшую вещь, которую ранее мы обходили молчанием. Нужно сказать о музыке фильма «Эксгибиционист». Рассказать о музыке сложнее, чем пересказать сюжет, чем дать представление о визуальных аспектах, даже если речь идет о существующем фильме, где эта музыка реально звучит. Но мы рассказываем о фильме, которого нет. Соответственно, музыка этого фильма не звучит – ее можно только представить себе. Тем не менее следует рассыпаться в комплиментах в адрес несуществующего композитора, написавшего эту музыку к фильму. Вначале она вступает очень тактично, очень подавленно, она деликатно вплетает в себя множество бытовых звуков и голосов, она почти пренебрегает нагнетанием саспенса, она избегает живописать настроение героев, короче, она ведет себя предельно скромно, пока не приходит время галлюцинаций – тут музыка впадает в состояние экстатического реванша, но даже выводя на первый план хоровод своих тем, она всё равно остается прохладной, просветленно-мрачной, несколько скованной в движениях, и всё же ее бесстыдно-наркотическое начало уже не скрывается: напротив, она вполне превращается в галлюциногенный резервуар, откуда холодные руки композитора извлекают некие влажные сокровища неадекватности, которые могут обласкать наш слух своей преувеличенной слабостью, переходящей в почти болотное чваканье, в слякотные звуки неудачной экспедиции, безвольно угасающей в зябких трясинах. Или же эти звуки пугают своим гулким и пустотным космизмом, отказывающим слушателю в тех надеждах, которые еще лелеют персонажи фильма.

Мы уже упомянули вскользь об этой музыке в самом начале нашего романоида, когда говорили о том, что Эксгибиционист просматривал свои видеозаписи в молчании, под звуки некоего арктического эмбиента – можно бы назвать этот эмбиент также «нордическим», если бы не подмоченная репутация этого слова, а ведь данная музыка заставляет нас помнить о фьордах, где еще коренятся древние монголоиды Крайнего Севера, оказывающие религиозные почести северному сиянию и влекущие ледяных истуканчиков на самодельных санях!

Под звуки этой музыки Космист мысленно возвращается в пространство клуба «Арчимбольдо», он снова наблюдает за оргиастическими сплетениями нагих тел, но на этот раз эти тела действительно сплетаются в шевелящиеся портреты. Толпы оргиастов образуют лица – лица немецких ученых, входящих в Центральный комитет или же в Магистериум общества «Тайная Германия». Гертруда Цейс, Готфрид ван Вринн, Юрген Больцман, Хакир Амальдаун, Фриц Кеттлер, Абель Штигнер, Элоиза фон Ваннесберг… И прочие.