Эксгибиционистка. Любовь при свидетелях

— Я всегда мечтала так сделать, — сказала Нони. — Так бывает… ну, в кино.

Мередит рассмеялся, за ним засмеялись все остальные.

— Пойду-ка я за машиной, — сказал Уэммик. Он собирался отвезти их в аэропорт Бейкерфилд, откуда Хаусмены чартерным рейсом должны были лететь в Акапулько.

— Ну, миссис Хаусмен, как вы себя чувствуете? — поинтересовался Мередит.

— Замечательно, — ответила Нони. — Это самый счастливый день в моей жизни.

— Вот и хорошо, — ответил жених.

— И у меня тоже самый счастливый, — подхватила Мерри.

Отец с удивлением посмотрел на нее.

— Правда! — сказала Мерри. Она не лгала. Ей так хотелось как-нибудь особенно выразить свою радость оттого, что они с отцом снова друзья. Впервые очередной брак отца не вызвал у нее ни возмущения, ни опасения.

Она понимала, что Нони не угрожает ее взаимоотношениям с отцом. Скорее, она жалела эту девушку. Нони была молоденькая, простенькая и явно бесхитростная. Похоже, ее интересует только Мередит Хаусмен, лошади и кино. Нони в голову пока не пришла мысль установить какие-то отношения с Мерри. Она воспринимала ее как дочь Мередита, а с недавних пор — как свою подругу. Что касается Мерри, то она жалела бедную девятнадцатилетнюю девушку, которой вскоре предстоит сполна изведать чувство одиночества с пятидесятидвухлетним мужчиной. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы уяснить, какая роль уготована Нони в жизни отца и зачем она ему нужна. Отец еще держался молодцом, и во всем его облике не было еще ничего стариковского. И его еще считали человеком без возраста — энергичным мужчиной и страстным любовником. Но это всеобщее восхищение требовало от него почти невозможного, так что он постоянно боялся, что в одно прекрасное утро старуха-время настигнет его. И тогда рухнет вся его жизнь, вся его карьера, все, что он создал за эти годы. А Нони была зримым доказательством того, что его картины говорят правду. Она была не только бастионом его уверенности в собственных силах — этот брак был той костью, которую он теперь мог бросить голодной толпе.

Мерри и не думала, что их брак продлится долго. Но это ее не волновало. Она уже поняла, что счастье мимолетно и зависит от случайной удачи: оно похоже на золотую рыбку из дешевого универмага — девяносто девять из ста умирают на второй день, и лишь одна выживает, толстеет и барахтается в аквариуме годами.

Интересно, будет ли у них ребенок. Для отца это было бы праздником. Но что ожидает ребенка в жизни? Она поставила бокал на стол судьи. И какое ей дело? Какой смысл думать об этом?

— Наверное, Артур уже подогнал машину, — сказал Мередит. — Спасибо, судья.

— Не за что. Желаю вам приятного путешествия.

Мередит подал Нони руку, другую — Мерри. Все трое покинули апартаменты судьи и спустились к машине.

Мерри вернулась домой счастливой. Но все-таки ей в это счастье не вполне верилось. Что-то было не то. Чего-то не хватало. Она бесцельно бродила по гостиной, взяла сигарету и вдруг осознала, что минуту назад уже закурила одну. Что-то все же не так.

Она бросила в пепельницу сигарету, села и задумалась. Потом поняла. Элейн. Мать.

Было ясно, что охватившее ее беспокойство несерьезно и даже банально, но чудесное улучшение отношений с отцом все-таки заставило ее теперь подумать о том, что и другое чудо, пожалуй, тоже возможно. Может быть, ей удастся восстановить нормальные отношения с матерью? Хотя бы приятельские.

Она ни разу не собралась съездить к матери за все время, что была в Калифорнии. Она оправдывалась перед собой тем, что постоянно занята на съемках, что устала, но при этом прекрасно понимала, что это — только отговорка. Она звонила матери раза два, но оба раза та разговаривала с ней весьма прохладно. И Мерри даже радовалась тому, что ей так и не пришлось увидеться с матерью. Но теперь она задумалась, стоило ли этому радоваться.

Она сняла телефонную трубку и набрала номер. К телефону подошел Лайон.

— Лайон? Это Мерри.

— Привет, Мерри, — ответил он безразличным тоном.

— Я хочу приехать сегодня вечером, навестить вас. Мы не виделись целую вечность.

— Мамы нет. Она вернется через час.

— Мне что, нужно получить специальное разрешение? — спросила шутливо Мерри.

— Наш дом — твой дом, — ответил Лайон.

Странно звучали такие слова в устах четырнадцатилетнего подростка. Возможно, он тоже шутил, желая растопить лед в их отношениях.

— Я буду часа через полтора, — сказала она и положила трубку.

Она припарковала свой белый автомобиль перед знакомым домом, с радостным предвкушением встречи взбежала на крыльцо и позвонила. Лайон открыл дверь.

Мерри оторопела от неожиданности, не веря своим глазам.

— Боже, что это с тобой? — спросила она.

На нем был шафранного цвета халат и веревочные сандалии. Волосы были подстрижены ровным кружком, а на макушке сияла тонзура.

— Оставь обувь на пороге, пожалуйста, — попросил он.

— Что? — переспросила она. — Что за дела?

— Они ведь кожаные.

— Ну да, конечно, кожаные!

— Я принесу тебе пару веревочных сандалий.

— Что все это значит?

— Или ты хочешь бумажные тапочки?

— Перестань, Лайон? Что с тобой? Ты это серьезно?

— Вполне.