Эксгумация юности

За истекшие несколько минут ее старая мать не постарела; она как-то… выросла. В своем возрасте она наконец увидела, какой бывает жизнь.

В то время как его дочь проводила «расследование», Алан лежал в постели с Дафни. Они находились там с утра, не считая небольшого перерыва на обед в «Карлуччо», откуда возвратились ради того, чтобы вновь предаться любовным ласкам. Потом оба умиротворенно заснули. Вечером Алан спустился вниз и принес бутылку шампанского, которое еще днем поставил в лед, и отрезал два больших куска морковного пирога, который купил, пока они были в городе. Им нравился морковный пирог; это была одна из многих вещей, которые их сближали — причем оба были худыми и никогда не задумывались о своем весе. «Мы слишком старые для подобной ерунды», — сказала как-то Дафни. Шампанское наконец было выпито, пирог — съеден, и в девять Алан сказал, что ему пора. Он сам понимал, что не хочет никуда идти, но приходится. И что пока так будет лучше. Дафни надела халат и вручила ему связку ключей от наружной двери.

— Тебе может это понадобиться, — сказала Дафни. — Есть у меня такое предчувствие…

— Как-то не похоже на тебя.

— Да нет, как раз похоже. Не забудь: ведь я когда-то была гадалкой.

Он вспомнил об этом в метро — как раз, когда поезд проходил через Шейрсбрук. Там находилась школа, в которой он когда-то учился. Почему он вспомнил об этом, он не знал. Что такое предчувствовала Дафни? Ерунда какая-то. Он нащупал в кармане ключи вместе с ее карточкой.

Когда он вышел из поезда, на часах было десять тридцать. Алан чувствовал, что устал. Путь пешком на Трэпс-хилл был короче любых других маршрутов через Лоутон, но даже когда они жили на Харуотер-драйв, в самом конце Черч-хилл, он никогда и не думал взять такси. Теперь прошли годы, он сильно постарел, а в переулке стояло такси, словно приглашая его воспользоваться транспортом. Но Алан все равно отправился пешком и пока шел, думал о своей прошлой жизни. Говорят, она разом проносится в голове тонущего человека. Он вспомнил водоводы, учебу в школе, университет; Дафни, снова Дафни, расставание; затем Розмари и брак, дети, внуки, уход на пенсию. Как же мы все-таки отдаляемся от собственных детей, думал Алан. Его мало волновало, что сейчас думают о нем дети. Вероятно, они все-таки любили его. Волновался ли он о том, что думает Розмари? То, чего он хотел, хочет большинство мужчин, и эта простая истина поразила его в самое сердце. Они не хотят неприятностей, вот в чем дело, они хотят спокойной жизни без проблем, — и это для сильного пола звучало более чем странно…

В это время — с десяти до одиннадцати вечера — Розмари обычно ложилась. Так было всегда. Войдя в квартиру, Алан тихонько закрыл за собой дверь.

Она сидела в гостиной комнате. Дверь на балкон была открыта. На столе перед Розмари стоял полупустой стакан с красным вином. Есть люди, которые в моменты сильного волнения испытывают дрожь или какие-то болевые ощущения. Кто-то краснеет. Алан побледнел.

— Мне нужно выпить воды, — сказал он, после чего отправился на кухню и налил себе стакан.

Розмари ничего не ответила. Взяв бокал с вином в руку, она держала его, но так и не притронулась.

— Ты, видимо, что-то хочешь мне сказать, — проговорил Алан, вернувшись.

Она поставила бокал на стол и вглядывалась в него, обхватив пальцами ножку.

— Почему она? — вдруг сказала Розмари. — Это все, что я хочу знать. Если бы это оказался кто-то помоложе, то я по крайней мере могла бы понять, но почему она? Почему эта старая ведьма?

Он не стал спрашивать, откуда она узнала. Возможно, поговорила с Робертом Флинном. Теперь это было не так важно.

— Не стоит опускаться до оскорблений. Это вряд ли поможет.

— Есть еще кое-что, что я хочу знать. У тебя что же, были с ней отношения?

Он ожидал, что она его обязательно спросит об этом и произнесет именно такие слова. Он мог бы даже написать для нее сценарий беседы. За прошедшие недели и даже месяцы Алан, конечно, наговорил ей много лжи. Так много, что это даже вошло у него в привычку. Он обрел такой опыт, что мог врать с удивительной легкостью. Сейчас он мог бы все отрицать. Но ведь он так часто предавал ее. Неужели теперь он должен предать и Дафни?

— Ах да, — ответил Алан. — Конечно.

Розмари вскинула голову, встала и выкрикнула:

— Как ты мог? Как же ты мог?

— Мне нечего ответить тебе, Розмари. Ты сама это знаешь.

— И ты не хочешь извиниться?! Разве ты не хочешь, чтобы я простила тебя?!

— Мы можем поговорить об этом завтра? Я хочу спать.

Он вдруг подумал, что сейчас она заплачет. Но Розмари не стала. Она спросила:

— И сколько же у тебя их было? Во время нашего брака, сколько?

— Больше никого. Я ложусь спать…

Когда во время супружества наступает подобный кризис, первое действие, которое предпринимает один из партнеров — даже до словесной перепалки, — он перемещается из брачной постели в другую комнату или на диван. Когда Алан, захватив пижаму, отправился в другую комнату, то обнаружил, что Розмари уже побывала там до него: ее ночная рубашка уже лежала на кровати, а на комоде стоял небольшой радиоприемник и лежали очки.