Экскалибур

— Мерлин говорил со мной, — поправил меня Талиесин, — но слышать меня он не мог.

— Что он сказал?

— Больше, чем я вправе открыть тебе, господин, и ничего такого, что тебя бы порадовало.

— Что же? — потребовал я.

Бард ухватился за ахтерштевень: лодка взмыла вверх на гребне крутой волны. Брызги полетели от носа во все стороны и окатили тюки с нашими доспехами. Талиесин заботливо спрятал арфу под одеждой и коснулся серебряного обруча на выбритой голове, проверяя, на месте ли.

— Думается мне, господин, ты плывешь навстречу опасности, — невозмутимо проговорил бард.

— Это послание от Мерлина, — спросил я, дотрагиваясь до железной рукояти Хьюэлбейна, — или одно из твоих видений?

— Всего лишь видение, — признался Талиесин, — и, как я однажды объяснял тебе, господин, куда лучше ясно видеть настоящее, нежели пытаться рассмотреть хоть что-нибудь определенное в видениях будущего. — Он помолчал, тщательно обдумывая свои слова. — Ты, как я понимаю, не получил еще верного известия о смерти Мордреда?

— Нет.

— Если мои видения не солгали, — промолвил бард, — тогда король твой вовсе не болен, но выздоровел. Я могу ошибаться; воистину, я молюсь о том, чтобы мне ошибиться, но не было ли тебе каких примет?

— О смерти Мордреда? — спросил я.

— О твоем собственном будущем, господин.

Я призадумался. Вспомнил вздорное гадание на рыбачьей сети, подсказанное скорее суеверными страхами, нежели богами. Пугало другое: крохотный сине-зеленый агат в кольце, подаренном Эллой Кайнвин, выпал и потерялся, а еще у меня украли один из старых плащей. Оба происшествия можно было счесть дурной приметой либо досадной случайностью. Как знать? Ни та ни другая потеря не казалась такой уж судьбоносной, чтобы рассказывать о ней Талиесину.

— За последнее время меня ничего не беспокоило, — сказал я.

— Хорошо, — кивнул бард, раскачиваясь в лад с лодкой. Его длинные черные волосы развевались за плечами; ветер туго надувал наш парус и трепал его изодранные края. А еще срывал пену с белоснежных гребней и швырял в лодку пригоршни брызг; хотя, сдается мне, куда больше влаги просачивалось внутрь через неплотные швы, нежели попадало из-за борта. Мои копейщики бодро вычерпывали воду. — Но думается мне, Мордред и впрямь жив, — продолжал Талиесин, не обращая внимания на кипучую деятельность в центре лодки, — и вести о его неминуемой смерти — это лишь уловка. Хотя поручиться — не поручусь. Порою мы принимаем наши страхи за пророчества. Однако Мерлина я не выдумал, господин, равно как и слова его, услышанные во сне.

И вновь я дотронулся до рукояти Хьюэлбейна. Я всегда думал, что обрадуюсь любым вестям о Мерлине, но от спокойных слов Талиесина кровь стыла в жилах.

— Снилось мне, будто Мерлин — в густом лесу, — рассказывал Талиесин четким, размеренным голосом, — и не может найти дороги из чащи; воистину, где бы ни открылась перед ним тропа, дерево, застонав, трогалось с места, словно громадный зверь, и преграждало ему путь. Мерлин в беде, вот что явствует из моего сна. Во сне я говорил с Мерлином, но он меня не слышал. Как мне кажется, это значит, что добраться до него невозможно. Если мы пошлем людей искать его, они потерпят неудачу, а может, даже погибнут. Но ему нужна помощь, я знаю доподлинно — ведь это Мерлин послал мне мой сон.

— Так где же этот лес? — спросил я.

Бард обратил ко мне темные, глубоко посаженные глаза.

— Может, никакого леса и нет, господин. Сны — они что песни. И цель их — не отразить мир в точности, но создать некий смутный образ, намек, подсказку. Лес, скорее всего, означает, что Мерлин томится в заточении.

— В плену у Нимуэ, — отозвался я, потому что никто другой не дерзнул бы бросить друиду вызов.

Талиесин кивнул.

— Думается, она и есть его тюремщица. Ей нужна Мерлинова сила, а как только она обретет ее, то пустит в ход, чтобы навязать Британии свою мечту.

А мне даже помыслить о Мерлине с Нимуэ было непросто. На протяжении долгих лет мы жили без них, и в результате границы нашего мира обрели четкость и прочность. Нашей реальностью стало существование Мордреда, честолюбие Мэурига, надежды Артура, но не туманная, неопределенная круговерть Мерлиновых снов.

— Но ведь Нимуэ мечтает о том же, о чем и Мерлин, — запротестовал я.

— Нет, господин, — мягко возразил Талиесин. — Это не так.

— Она хочет того же, чего и он, — настаивал я, — возродить богов!