Экскалибур

Так что вместо Артура поехали мы с Галахадом, и заупокойная служба и впрямь оказалась нескончаемой. Отпевали покойного в громадной, похожей на амбар церкви, что Мэуриг возвел в честь предполагаемой пятисотой годовщины прихода Господа Иисуса Христа на грешную землю, и как только все полагающиеся псалмы и молитвы отзвучали под церковным сводом, нам пришлось выдержать новую порцию молитв у Тевдриковой могилы. Погребального костра не было, не было и поющих копейщиков, просто холодная яма в земле, два десятка переминающихся с ноги на ногу священников и до неприличия поспешное возвращение в город с его тавернами, когда прах Тевдрика наконец-то предали земле.

Мэуриг пригласил нас с Галахадом отужинать с ним. Присоединился к нам и Передур, племянник Галахада, а еще – епископ Бурриума, угрюмый брюзга по имени Лладарн: самые занудные молитвы того дня были на его совести. Трапезу он начал с очередного велеречивого моления, после чего придирчиво расспросил меня о состоянии моей души и весьма огорчился, когда я заверил, что душа моя – в ведении Митры. В обычное время такой ответ Мэурига непременно разозлил бы, но сейчас он был слишком рассеян, чтобы заметить подначку. Я знал, что Мэуриг не то чтобы безмерно огорчен смертью отца: он не позабыл о том, как Тевдрик отобрал у него власть в пору битвы при Минидд-Баддоне. Но он хотя бы изображал глубокое горе и утомлял нас неискренними восхвалениями святости и мудрости покойного. Я выразил надежду, что смерть Тевдрика была милосердно легкой, и Мэуриг поведал, что святой заморил себя голодом, пытаясь уподобиться ангелам.

– Под конец от него вообще ничего не осталось, – подхватил епископ Лладарн, – лишь кожа да кости, вот оно как, кожа да кости! Но монахи рассказывают, кожу его пронизывал небесный свет, хвала Господу!

– Ныне же святой восседает одесную Господа, – промолвил Мэуриг, осеняя себя крестом. – Однажды и я воссоединюсь с ним. Отведай устрицу, господин.

И он подтолкнул ко мне серебряное блюдо, а себе плеснул вина. Бледный юнец с выпученными глазами и реденькой бороденкой, он отличался раздражающей педантичностью. Подобно отцу, он упорно подражал римским обычаям: на жидких волосах носил бронзовый венок, рядился в тогу и ел лежа. Ложа были ужас до чего неудобными. Женился он на унылой, изрядно смахивающей на корову принцессе из Регеда: она приехала в Гвент язычницей, произвела на свет мальчиков-близнецов, после чего в ее неподатливую душу вколотили христианство. Она заглянула в тускло освещенную трапезную от силы на минуту, вытаращилась на нас и, не сказав ни слова и не съев ни куска, исчезла так же загадочно, как и появилась.

– Есть ли вести о Мордреде? – полюбопытствовал у нас Мэуриг после мимолетного появления супруги.

– Ничего нового мы не слыхали, о король, – отозвался Галахад. – Хлодвиг взял его в осаду, но жив Мордред или нет – нам неведомо.

– У меня есть новости, – промолвил Мэуриг, очень довольный, что знает больше нашего. – Вчера заезжал купец с вестями из Броселианда: Мордред будто бы при смерти. Рана загноилась. – Король поковырял в зубах палочкой из слоновой кости. – Не иначе, это кара Господня, принц Галахад, Господня кара!

– Да славится Его имя, – вмешался епископ Лладарн. Седая борода епископа была так длинна, что конец ее терялся под ложем. Лладарн пользовался бородой вместо полотенца: вытирал жирные пальцы грязными спутанными прядями.

– Такие слухи ходили и раньше, о король, – промолвил я.

Мэуриг пожал плечами:

– Купец, похоже, знал, о чем говорит. – Король заглотил устрицу. – Так что если Мордред еще не мертв, то, верно, скоро умрет – умрет, не оставив наследника!

– Именно, – кивнул Галахад.

– А Пирддил Повисский тоже бездетен, – продолжал Мэуриг.

– Пирддил не женат, о король, – напомнил я.

– А собирается ли жениться? – полюбопытствовал Мэуриг.

– Прочили за него принцессу из Кернова, – отозвался я, – и несколько ирландских королей сватали ему своих дочерей, да только мать его желает, чтобы Пирддил повременил год-другой.

– Ах, значит, за Пирддила все решает мать, вот оно как? Стоит ли удивляться, что он слаб, – произнес Мэуриг недовольным, визгливым голосом. – Слаб! Я слыхал, западные холмы Повиса кишмя кишат разбойниками?

– Я тоже это слышал, о король, – отвечал я.

С тех пор как погиб Кунеглас, горы близ Ирландского моря наводнили лихие люди без роду и племени, а военный поход Артура на Повис, Гвинедд и Ллейн лишь умножил их число. Среди этих изгоев были и копейщики из числа кровавых щитов Диурнаха: объединившись с повисскими смутьянами, они, пожалуй, составили бы новую угрозу для трона Пирддила, но до поры до времени серьезной опасности не представляли. Они воровали скот и зерно, похищали детей в рабство и удирали обратно в горные цитадели, спасаясь от возмездия.

– А как там Артур? – осведомился Мэуриг. – Как он?

– Ему нездоровится, о король, – отозвался Галахад. – Он очень хотел быть здесь, но, увы, помешала зимняя лихорадка.