Экскалибур

– Это какая-то ошибка! – настаивал Сэнсам. – Мне здесь не место!

– Скажи об этом им, не мне, – отозвался я, мотнув головой в сторону стражников у входа.

– Я ничего дурного не сделал. Только служил Арганте! И вот она, награда!

– Заткнись, – велел я.

– О милосердный Иисус! – Епископ бросился на колени, раскинул руки и возвел очи горе, к паутине на потолке. – Пошли мне ангела! Прими меня в лоно верных Твоих, всеблагий Господь!

– Ты заткнешься или нет? – рявкнул я, но Сэнсам продолжал рыдать и молиться, а я угрюмо косился на сырую вершину Кар-Кадарна, где росла гора отрубленных голов. Туда ссыпали головы моих людей, вдобавок к десяткам других, свезенных со всей Думнонии. А на самом верху установили кресло, задрапированное бледно-голубой тканью: Мордредов трон. Жены и дети Мордредовых копейщиков завороженно рассматривали зловещую груду, а некоторые подходили к хижине, заглядывали в низкий дверной проем и потешались над моим безбородым лицом.

– Где Мордред? – спросил я у Сэнсама.

– Мне почем знать? – ответил он, прервав молитву.

– Тогда что ты вообще знаешь? – осведомился я.

Епископ прошаркал обратно к скамье. Он, надо отдать ему должное, оказал мне услугу – развязал запястья, но свобода мало меня утешала: я уже подсчитал, что хижину охраняют шестеро копейщиков, наверняка за пределами видимости ждали и другие. Один, с копьем, устроился прямо перед дверным проемом и уговаривал меня попытаться выползти наружу: у него-де руки чешутся проткнуть меня насквозь. Справиться с часовыми у меня не было ни шанса.

– Так что ты знаешь? – вновь спросил я у Сэнсама.

– Король вернулся две ночи назад и привел с собой сотни и сотни воинов, – сообщил он.

– Сколько именно?

Епископ пожал плечами:

– Три сотни? Или четыре? Я не считал: слишком их было много. Они убили Иссу в Дурноварии.

Я закрыл глаза и произнес молитву за бедного Иссу и его семью.

– Когда тебя схватили? – полюбопытствовал я у Сэнсама.

– Вчера, – возмущенно ответствовал он. – Ни за что ни про что! Я встретил короля с распростертыми объятиями! Я не знал, что он жив, но я обрадовался его возвращению. Я ликовал! А меня схватили и бросили в эту вонючую хижину!

– Ну и в чем же тебя обвиняют? – осведомился я.

– Арганте утверждает, будто я писал Мэуригу, господин, но это неправда! Я буквам не обучен. Ты же знаешь.

– Обучены твои писцы, епископ.

Сэнсам изобразил праведное негодование:

– Да зачем бы мне писать Мэуригу?

– Да затем, что ты замышлял отдать ему трон, Сэнсам, – сказал я, – и не вздумай отпираться. Я говорил с ним две недели назад.

– Не писал я ему, – угрюмо буркнул епископ.

Я ему поверил: Сэнсам всегда был слишком хитер, чтобы доверять свои интриги пергаменту, но гонцов он слал, это уж само собою разумеется. Один из этих гонцов или, может, писарь при дворе Мэурига выдал его Арганте, а та, конечно же, давно мечтала прибрать к рукам накопленное Сэнсамом золото.

– Не знаю, что тебя ждет, но в любом случае участь свою ты заслужил, – объявил я ему. – Скольким королям заплатил ты злом за добро? Тебя ж хлебом не корми, дай поинтриговать против покровителя, который тебя же и обласкал.

– Я всегда радел лишь о благе страны моей и Христа!

– Ты, изъеденная глистами жаба, – сказал я, сплевывая на пол. – Власть тебе нужна, и ничего больше.

Епископ осенил себя крестом и ожег меня ненавидящим взглядом.

– Это все Фергаловы происки, – буркнул он.

– А Фергал-то тут при чем?

– Он хочет быть казначеем!

– Небось богатству твоему позавидовал?

– Что? – делано изумился Сэнсам. – Я – богат? Во имя Господа, да я всего-то навсего откладывал малую толику на черный день, на случай, ежели в королевстве нужда случится! Я был бережлив, Дерфель, бережлив и благоразумен.

Епископ продолжал оправдываться, а я постепенно осознал: да ведь он верит каждому своему слову! Сэнсам предавал и злоумышлял, подстраивая смерть неугодных ему людей, – так он попытался убить нас с Артуром, когда мы отправились за Лигессаком, – он беззастенчиво запускал руку в казну, однако ж все это время он каким-то образом убеждал себя, что поступки его вполне правомерны. Руководствовался он исключительно честолюбием, и пока тот страшный день перетекал в ночь, мне вдруг подумалось: когда в мире не останется таких людей, как Артур, и таких королей, как Кунеглас, тогда повсюду станут заправлять твари вроде Сэнсама. Если прав Талиесин, то наши боги и впрямь исчезают, а вместе с ними уйдут друиды, а вслед за ними великие вожди, и тогда к власти придет племя мышиных королей.

Следующий день выдался солнечным; порывистый ветер доносил до нашей хижины смрад отрубленных голов. Выйти нам не позволяли, так что облегчаться приходилось в углу. Кормить нас тоже не кормили; бросили лишь пузырь с вонючей водой. Стража сменилась, но новые дозорные бдительностью не уступали прежним. Раз к хижине подошел Амхар, но только чтобы позлорадствовать. Он извлек из ножен Хьюэлбейн, поцеловал лезвие, отполировал его плащом, тронул заточенный край.