Экскурсия

– Что-то учащиеся раньше учителя приходят!– Безапелляционно начал он ее отчитывать, даже не считая нужным поздороваться.

– Значит очень мои уроки очень нравятся.– Весело прировала она.

Он нахмурил мохнатые брови и зашагал от неё по коридору. Дети не поняли содержание разговора , но уловили напряжение , исходившее от взрослых. Они испугались и, внезапно, перестали шалить. Этот класс ещё никогда не занимался с такой самоотдачей: по всей школе разносилось слаженное, как дыхание одной грудной клетки, пение.

« Как самочувствие ?» – Решила она вознаградить себя к вечеру за ударный труд, после четырёх учеников по сольфеджио. Многие родители отдавали детей в музыкальную школу для «общего развития», и им приходилось брать дополнительные уроки, что бы хоть как-то справляться с программой. Это были самые сложные ученики: без любви к музыке и редко с слухом. Работа с ними выматывала не только сложностью, но и бессмысленностью этих огромных усилий.

« Вашими молитвами»– Незамедлительно прилетел ответ.

« Чем заняты?»

« Изучаю подкасты , но , похоже, как образовательный ресурс, их рассматривать не стоит. А Вы как?»

Людмиле хотелось рассказать что-то о прошедшем дне и ее маленькой победе, но нужно было слишком долго писать о давнем конфликте с директором и о том, как он пытается отдать ее часы другой преподавательнице-своей любовнице. Объяснять все это было слишком долго и неинтересно, и она по боялась наскучить ему. Да и победа была больше над собой, чем над кем

–то: наконец-то она смогла хоть что-то возразить на безосновательные обвинения. Не в состоянии придумать , что сказать, она нашла в интернете понравившуюся когда-то запись дуэта двух виолончелей и отправила Илье ролик. Немка-блондинка и хрупая сосредоточенная китаянка были так погружены в тягучую мелодию, что их лица были отрешены от мира, как у христианских мучеников на старых полотнах. Оба инструмента жаловались, то вместе , то поочередно на какую-то общую потерю, и тяжкое ее осознание, то, воодушевляясь, находили какой-то новый смысл в своей боли. Людмиле чудились в этом опусе сложные и разнообразные шифры мыслей, непостижимых , но внушающих трепет и восхищение перед титанической работой человеческого разума, как философский трактат на незнакомом языке.

Он ответил не сразу: « Неожиданно и незаслуженно: получил истинное наслаждение» . Людмилу захлестнула волна радости оттого, что удалось донести ему свои эмоции на таком расстоянии. « Все-таки угадала: родная душа. Надо же как случайно встретились.» – Задыхаясь от восторга и мучимая сердцебиением неслась она с одной подработки на другую. Дети легко заражались ее новым юным энтузиазмом, радостно шли на ее занятия, и весело и смотрели прямо в глаза, когда отвечали урок. Каждое слово от Ильи наполняло жизнь новым смыслом и светом. Он писал каждый день, никогда не здороваясь , а как-будто продолжая один и тот же долгий разговор. Никогда не обсуждал бытовые проблемы или события, казалось мысли его возникали где-то в безвоздушном пространстве и всегда преследовали цель обобщить как можно больше разных знаний и наблюдений. Людмила поражалась, что его рассуждения, иногда достойные места в учебнике по философии чередовались с самыми наивными заблуждениями, более подходившими подростку. Но она находила эти переходы очаровательными, и бесконечно представляла его лицо в обрамлении длинных волос, склонившееся над экраном. Хотелось горячо благодарить Илью за каждое сообщение.

– На вас же дети смотрят. Чего как бабка ходите? – Очень заботливо сказал как-то Владимир Аркадьевич, испытующе глядя на Людмилу. Сдержать свой природный врожденный садизм он не мог, и хамил с добренькой улыбочкой, потом выдавая все за шутку или искреннюю заботу о жертве, что бы не отвечать за свои нападки, и заставить жертву страдать ещё больше от бессильной ярости. Он явно был готов и к слезам и к заявлению об уходе, но ее равнодушие его огорошило. Людмила остановилась в преподавательской перед зеркалом и внимательно вгляделась в отражение, без эмоций , как прораб на стройке.

– Думала уже. Пока руки не дошли.-Холодно отозвалась она. Уже не раз она с болью замечала в зеркале, что природная тонкокостная миловидностью, давно скрыта от окружающих слишком явственными следами самоотверженного труда и регулярного недосыпания. Припоминая по-настоящему респектабельный и ухоженный вид Ильи, Людмила не могла представить себя вместе с ним. Хотя он был старше, но не выглядел таким измотанным жизнью.

Поход в косметологическую клинику вылился в бесконечные унижения, но решимость Людмилы была так велика, что она глазом не моргнула. Мрачные и высокомерные врачи рассматривали ее лицо внимательно и близко , как диковинное насекомое, оттягивали щеки и чертили прямо на на коже маркерами. Обсудив что-то на своём непонятном языке, оба доктора озвучили приговор:

– СМАС. Думаю другие методики бессильны совладать с избытком кожи и потерей упругости. – Сказал один из них.