Лондон, 1660 год. Только-только, после «враждебных вихрей» революции, реставрирована монархия. Труп Кромвеля выкопан из могилы, повешен, а затем и обезглавлен. Исаак Инчболд, владелец букинистической лавки «Редкая Книга», получает странный заказ: отыскать герметический трактат «Лабиринт мира», который не вошел в корпус сочинений Гермеса Трисмегиста, переведенный Марсилио Фичино на латынь для флорентийского правителя Козимо де Медичи, и существует в единственном экземпляре. Букинистический поиск оборачивается детективным расследованием, распутыванием клубка интриг, ниточки которых ведут к штурму Праги войсками Католической лиги в 1620 году и к загадочной южноамериканской экспедиции сэра Уолтера Рэли…Роман «Экслибрис» был выдвинут на престижную литературную премию «IMPAC Dublin».* * *The Denver Post: «Впечатляющий интеллектуальный триллер. Обязательное чтение для всех, кто восхищался „Именем розы“ Умберто Эко или „Клубом Дюма“ Артуро Перес-Реверте».
Детективы / Проза / Исторические детективы / Современная проза18+Росс КИНГ
ЭКСЛИБРИС
Часть 1. БИБЛИОТЕКА
Глава 1
У того, кто желал приобрести книгу в Лондоне в 1660 году, было на выбор четыре места. Церковные книги и богословские труды предлагали книготорговцы в ограде собора Святого Павла; те магазины и лавки, что находились в Малой Британии, торговали исключительно произведениями греческих и латинских авторов; а в тех, что выходили на западный конец Флит-стрит, преобладали юридические сочинения — для нужд городских барристеров и судей. Четвертым же местом для поиска книг — несравненно лучшим трех других — был Лондонский мост.
В те времена на этом старинном мосту в домах с остроконечными крышами располагались разного рода лавки и заведения. Здесь обосновались два перчаточника, кузнец-оружейник, два галантерейщика, торговец чаем, переплетчик, несколько сапожников и даже мастер, делающий шелковые зонты — изобретение, совсем недавно вошедшее в моду. На северном конце имелась также лавка plummassier [1], где торговали ярко окрашенными перьями для касторовых шляп, наподобие тех, что носил новый король.
Больше же всего на мосту было почтенных книготорговцев — в общей сложности к 1660 году их насчитывалось шестеро. Поскольку эти магазинчики не стремились удовлетворить только нужды священников, или законоведов, или кого-нибудь еще в частности, они предлагали куда более разнообразный товар, чем торговцы, обосновавшиеся в других трех районах, так что почти все когда-либо нацарапанное на пергаменте или напечатанное и переплетенное можно было обнаружить на их книжных полках. А книжный магазин с наиболее обширным выбором расположился в самой середине Лондонского моста, в так называемом «Редком Доме», где над зеленой дверью и двумя рядами поблескивающих окон красовалась вывеска, чьи полустершиеся от солнца и дождя буквы гласили:
Я и есть тот самый владелец, Исаак Инчболд. К лету 1660-го «Редкая Книга» принадлежала мне уже около восемнадцати лет. Сам же магазин — уставленные книгами полки на первом этаже и тесные жилые комнатушки на втором, куда вела винтовая лестница, — существовал на Лондонском мосту, в угловой части «Редкого Дома», самого красивого из здешних зданий, гораздо дольше — вот уже сорок лет. Меня отдали сюда в учение в 1635-м четырнадцати лет от роду — после того, как отец мой умер во время чумного поветрия, а мать, столкнувшаяся затем с его долгами, избавила себя от всех бед, выпив чашку отравы. Смерть господина Смоллпэйса, моего хозяина, — также от чумы — случилась как раз около того времени, когда мое ученичество подошло к концу и я как полноправный член был принят в Канцелярскую гильдию [2]. В тот знаменательный день моей жизни и стал я владельцем «Редкой Книги», где жил с тех пор среди беспорядка, который создавали несколько тысяч моих сафьяновых и матерчатых компаньонов.
Я вел размеренную, наполненную размышлениями жизнь среди ореховых книжных полок. Она состояла из привычных, не доставляющих беспокойства дел, выполняемых по мере надобности. Я был вполне благоразумным и образованным человеком — по крайней мере, мне хотелось так думать, — но мой житейский опыт был ничтожен. Я знал все о книгах, но мало, должен признаться, о той жизни, что бурлила за зеленой дверью моего магазина. Я отваживался выходить в тот чуждый мир грохочущих колес, дымящих труб и беспорядочной спешки не чаще, чем того требовали обстоятельства. К 1660 году я едва ли отъезжал от ворот Лондона дальше чем на две дюжины лиг [3], да и в самом Лондоне редко выбирался на улицу без крайней необходимости. Выйдя же по какому-нибудь мелкому делу, я испытывал безнадежную растерянность в том лабиринте тесных и грязных улиц, что начинался в двадцати шагах от северных ворот моста, и когда я еле-еле приплетался обратно, к своим книжным полкам, у меня было такое чувство, словно я вернулся из изгнания. По всему этому — в сочетании с моими близорукостью, астмой и изуродованной стопой, из-за которой я ходил немного кривобоко, — я, пожалуй, меньше всего подходил для участия в тех событиях, которым суждено было последовать.