Экслибрис

Странные лязгающие звуки за окном стали громче. Вновь зябко поежившись, я положил на место книгу, размышляя, зачем Алетия приобрела шедевр этого величайшего европейского астронома. Его книга выглядела совершенно неуместной в алхимической лаборатории, поскольку Галилей был врагом всяческих надувательств и суеверий, распространяемых алхимиками, оккультистами и прочими последователями древнего шамана Гермеса Трисмегиста. Так какая же связь могла быть между этой книгой и расставленными вокруг нее химическими препаратами? Или даже между Ортелием и Галилеем, между картографом и астрономом?

Я уже решил, что никакой связи тут быть не может, что присутствие этих книг в лаборатории — чистая случайность, и вдруг заметил кое-что еще. Ветерок из окна, перелистнув страницы Theatrum, показал мне странный листок, вставленный примерно в середину книги. На этом листке были напечатаны бессмысленные буквосочетания, напоминавшие какой-то варварский язык:

FUWXU KHW HZO IKEQ LVIL EPX ZSCDWP YWGG

FMCEMY ZN FRWKEJA RVS LHMPQW NYJHKR

KHSV JXXE FHR QTCJEX JIO KKA EEIZTU

AGO EKXEKHWY VYM QEOADL PTMGKBRKH

Сначала я решил, что эта тарабарщина появилась в результате грубой ошибки печатника или переплетчика. Однако едва ли кто-то мог так сильно дать маху.

Я перевернул эту страницу. Обратная сторона оказалась пустой, но на следующей странице была очередная карта Ортелия — Тихий океан с россыпью островов. Могло ли так быть, что этот листок вшили сюда намеренно, чтобы скрыть нехватку страницы в атласе? Конечно же, первоначально его не было — по какой-то причине его вшили в книгу, когда ее вновь переплетали. А по выровненным краям страниц я понял, что у этого атласа действительно заменили переплет. То есть, возможно, все дело в небрежности переплетчика? Под руку ему случайно попала страница из другой книги — водяные знаки этой вставки, как я заметил, отличались от остальных, — и в итоге ее по ошибке вшили в чужой переплет? Том Монк, становившийся жутко неуклюжим, когда дело доходило до переплетных работ, часто совершал подобные ошибки. Но едва ли это была промашка неумелого переплетчика. Вставка была сделана старательно, и страница не выглядела простым клочком бумаги. Я быстро пролистал атлас до конца и, не обнаружив больше никаких погрешностей, вернулся обратно к загадочному листу.

Если страница попала в книгу не случайно, у этого могло быть объяснение. Ведь последние лет десять ходило много слухов о том, что богатые роялисты, прежде чем отправиться в изгнание, зарывали ценности в землю своих имений, надеясь откопать их по возвращении в более счастливые времена. И именно такие слухи, вероятно, стали причиной раскопок, замеченных мною вчера рядом с подъездной аллеей, раскопок, в которых Алетия обвиняла ложно направленное крестьянское усердие. Я в подобные истории не очень-то верил, но сейчас заподозрил, что передо мной не текст на неведомом языке, а шифрованное послание, которое в начале Гражданской войны напечатали на этом листе и спрятали в экземпляре атласа Ортелия. Может, здесь содержатся сведения о местонахождении сокровищ живописи и разных диковин из коллекции сэра Амброза, которая, по утверждению Алетии, исчезла. Может, подобно прекрасным гравюрам атласа, эта шифровка тоже представляла своего рода карту.

У меня возникло ощущение, что из коридорного лабиринта я попал в другой, еще более запутанный. И эту путаницу уж точно не распутать… разве что я возьму эту книгу с собой или, еще лучше, просто вырежу таинственную страничку перочинным ножиком, только что замеченным мною на столе. Но при любых обстоятельствах простительно ли мне, библиофилу, так увечить книгу?

Это постыдное деяние совершилось за две или три секунды. Я надавил ладонью на переплет, получше раскрыв том, и провел острием ножичка по вставному листку вдоль самой линии прошивки, словно вспарывал рыбье брюхо разделочным ножом. Страничка тихо отделилась от переплета. Я сложил ее вдвое и засунул в нагрудный карман, с удивлением обнаружив, как сильно колотится мое сердце. После чего, глубоко вздохнув, я вышел обратно в коридор.

Чик. Чик. Чик-чик-чик…

Эти частые звуки казались резкими и пронзительными, как зубовный скрежет или крик какой-то диковинной птицы. Я повернулся кругом, утреннее солнце нагрело мне спину. Нет-нет, кричала не птица. Сквозь брешь в зеленой изгороди виднелся загорелый лоб, вернее — вся верхняя половина мужской головы. Присмотревшись к этой ветвистой живой стене, я разглядел, что пониже головы быстро мелькает металлический инструмент.

Чик, чик, чик…