Эксмо! ещё эксмо?

Да, это только при Ельцине Чечено-Ингушетии стало позволительно иметь во главе республики национального первого секретаря - Докку Гапуровича Завгаева. Тогда как допрежь могли возглавлять республику только русские секретари. На тот момент - Семен Семенович Апряткин, первый секретарь, а четвертый - Михаил Акимович Дорохов (всереспубликанская кличка - Кальтенбруннер). Вот именно этими людьми было - впервые в СССР - заказано застреление журналиста, пофамильно - Моралевича А..Ю. А осуществить убийство поручалось наигрозному, наимогущественному, наивлиятельному человеку в Чечено-Ингушетии - Салману Магомедовичу Тангиеву.

Но так повернулись события, таково было ко мне отношение тэйповых старейшин, что сам Тангиев рассказывал мне спустя годы:

-Мы тебя возле дома и редакции в две машины выпасали четыре дня. И плевать, что МУР выставлял к тебе охрану, раскассировали бы тебя в два счета..Просто обком изменил заказ: грохнуть твоего информатора и подзащитного. Что и исполнили. А тебя велели не трогать: будет очень большой скандал.

Ах, где ты, власть Советов и коммунистические времена! Ведь глядите: не выпустили кишки, убоялись скандала. А теперь? Восемь лет назад трое молодых джентльменов титульной национальности на пороге дачи мне прострелили голову - и ничего. И никого, как водится, не нашли. Разве что в "Московском комсомольце" была заметка: пришили. (Однако -выжил.)

А в те годы, когда МУР снял охрану, когда страсти улеглись, спросил меня Мануил Семенов:

-Правда ли, что вас на высоком уровне приглашают уехать в Америку? Значит, правда? Так, может, оно и лучше?

-А уж вам-то, Мануил Григорьевич, как стало бы без меня спокойно. Шесть раз под судом, четыре опровержения, пять вызовов вас и меня в Агитпроп… А по всем прочим сотрудникам - тишь, гладь и божья благодать.

И постоянной своей судье Свердловского райсуда И.Захаровой, за давностью и множественностью контактов уже и приятельнице, она предпочитает греческий мускат "Лоэл", а я "Гавана-клуб" - выговаривал я в своем замечательном семейном кругу, а только в этом кругу и отмякнешь, а без него хоть в петлю:

-Ирка, стерва, что же ты какую неправосудчину гонишь по мне и журналу? Как написано у Бабеля:"Стыд! В какой несгораемый ящик упрятала ты свой стыд?"

-Э, милый, - отвечала райсудья. - Ты бы ведал, с какого уровня были про тебя звонки. А я - ниже низшего предела, приговаривала всего-то к опровержениям.

И по другому случаю представлял я суду неопровержимые доказательства, подтвержденные комиссаром милиции Дербеневым (нынче это генералы), что иркутский пушно-меховой капо-мафиози Яков Борисович Спорный в 1943 году был боднут в левую ягодицу коровой по месту жительства - но был осужден за клевету на фронтовика, получившего тяжкое ранение при наступательных действиях. Так что, наверное, Центральному комитету были известны штурмовые отряды, опрокидывающие фашистов движением задом-наперед, громя вермахт ягодицами. А сколько цэкистов ходили после этого в ушанках из норки "паломино" и сколько соболевых палантинчиков из соболей "подголовка высокая" накидывали на плечи цэковские тетки - про то мне неведомо.

Здесь не берусь сказать, в какой степени от меня персонально, от журнала и жизни вообще - наш несломимый калмыцкий Акела устал и положил голову на лапы.

-Вот так, дружочки, - сказал Семенов в узком кругу. -- У нас перестало должным образом получаться. Или я осточертел вам, или вы осточертели мне.И поеду-ка я в Воронеж

В этом месте, следуя Квентину Тарантино и его фильму "Криминальное чтиво", следует написать:

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Я застал в "Крокодиле" восемь ответственных секретарей. Трое из них были безупречны и выше всяких похвал: Саша Ремизов, Володя Надеин, Коля Штанько. Остальные - сброд и вообще неизвестно почему (преданность делу партии? близость к КГБ?) оскверняли эту значительную должность. Ну, скажем, весьма долго последним припьяновским ответсеком была гражданка Н.Бухалева, пришедшая из машинисток Союза журналистов. Не отмеченная в отечественной журналистике НИ ЕДИНОЙ собственной печатной строкой.

Но в памятный день возвращения Семенова из Воронежа ответсеком журнала был Коля Штанько. И позвонивший ему Семенов сказал:

-Николай! Я из Воронежа привез человека. Выясняться с ним было мне недосуг. Он в гостинице "Балчуг". Фамилия его Дубровин. Поезжай и обнюхайся с ним.

Ах, известны передвижения по Воронежу великого человека Семенова и ход мыслей его: засранцы, из этого Воронежа я, уходя, подсуроплю вам в главные редакторы такой экземпляр, что всей редакцией взвоете вы волчьим воем, а годы моего редакторства покажутся вам житием в раю!

Что ж, сперва Семенов соблазнял переездом в Москву главного редактора областной партийной газеты Евтушенко. Но зачем же члену бюро обкома, областному небожителю Евтушенко эта Москва? Где распылится его областное величие, где все заполнено ордами куда более директивных персон?