Стушевавшись, Джул отвернулась. Вода всегда ее успокаивала, но, похоже, Мэлл сломал этот эффект.
— Нет, — она мотнула головой. — Нет, я не знала, что это слишком личное. Можешь не отвечать.
Совершенно несвойственная ей неуверенность вылилась в желание увеличить расстояние. Разорвать телесный контакт.
Попыталась ненавязчиво высвободить руку — не вышло. Повернулась под ощущением тяжелого взгляда.
— Хочешь узнать меня и сдаешь назад. Попросила бы биографию в письменном виде.
Он невозмутимо смотрел на нее сверху вниз, выдыхая дым. Его тут же подхватывал ветер, унося бесследно куда-то далеко-далеко.
— Помогает управлять эмоциями, — Мэлл показал зажатую пальцами сигарету.
— Как? — скептическое удивление пополам с непониманием вызвали у Брэдфорда кривую улыбку.
— Выработанный рефлекс.
Понимания не появилось.
— Для чего? Эмоции часть жизни, что в них плохого?
Глаза, которые Джул воспринимала бескрайними океанами, стали отражением мертвого моря. Возможно всему виной темнота или разыгравшееся воображение.
— Ты не можешь находиться на пике эмоций постоянно, — начал он терпеливо. — Когда они захлестывают, ты ими не управляешь. Они управляют тобой.
— Я не понимаю, — засмеялась Джул. — Что должно происходить, чтобы постоянно нуждаться в их контроле? Учеба приносит столько стресса?
Выражение отрешенности и убийственного спокойствия подсказали, что суть, очевидно, не в учебе. Мэлл не пытался объяснять. И не собирался. Может обдумывал, подбирал слова, но молчание затягивалось. Пауза начала давить.
Шум ветра и моря стал раздражающим фактором. Как и неудавшаяся попытка узнать Мэлла получше.
Он не хочет ей открываться. Это очевидно.
Утреннее предложение — дурацкая шутка. Хорошо, что она на нее не повелась. Но за мысль, что она, возможно, в самом деле ему нужна, за то, что поверила в это — обидно. Не стоило доверять.
Соседство с опцией крутого секса — больше их ничего не связывает. Помимо видео-компромата.
— Надо успеть вернуться в общежитие, — она потянул руку вновь, более настойчиво стремясь освободиться.
Мэлл шагнул вперед, сокращая небольшое расстояние. Не оставляя варианта, кроме как смотреть на него задрав голову снизу вверх.
Пообещала мысленно, слушая собственное участившееся сердцебиение.
— Узнаю этот решительный взгляд, — Мэлл ухмыльнулся, заправил ее волосы, норовящие залезть в лицо, за ухо. — Малышка, ты уверена, что готова к любой, даже самой неприглядной правде?
Джул непроизвольно нахмурила брови.
— Ты о чем?
— О том, что тебе не понравится, — он, не расцепляя рук, завел ей за спину, притягивая к себе свободной рукой.
Уткнулся подбородком в макушку, делясь своим теплом.
Ветер не желал утихать, бил в спину Мэлла, трепал волосы.
Что ей не понравится? Насколько сильно? Почему решил, что она может быть не готова узнать… что?
— Мэлл, — она сжала в кулаке его кофту на спине, утыкаясь лбом в шею, — ты ведь не убиваешь людей, не торгуешь органами, не возглавляешь какую-нибудь мафию, не маньяк и не живодер. Нет?
Он едва слышно хмыкнул. Джул восприняла это как отрицательный ответ.
— Остальное я постараюсь понять. Могу понервничать, но ты умеешь меня успокаивать.
Она повела тонким плечом, устраиваясь в объятиях поудобнее. Высвободила руку, чтобы обнять. Касаться спины, плеч, шеи…
Умиротворение накрыло ее с головой посреди волнующейся природы. Уютной ночной темноты.
Ни капли страха.
Мэлл смотрел на черную гладь моря и думал, что действительно лучше ее отпустить. Оставить в светлой голове Джул хорошие воспоминания, не омраченные долбаной действительностью.
Думал, что не хочет видеть ее разочарования, которое неизменно принесет опустошение. Короткое, но разрушительное. И разрушит оно представления о Мэлле.
Она видит того, кого не существует. Другого Брэдфорда.
Кого он больше хочет оградить от правды: ее или себя от ее последующей реакции?
Оба варианта верны.
— Мэлл? — теплое дыхание осталось на шее.
Он пытался представить ее реакцию, когда она узнает правду.
Сама мысль была ему противна.
Он мог бы сказать
— М-м?
Картинка с ее реакцией не рисовалась. Туман. Ничего.
Не тот элемент биографии, которым хотелось бы делиться. Он и не делился. И все же это часть его. То прошлое и настоящее, что сделало его тем, кто он есть.
От себя он бегать не собирается.
Прежде у него не было причин задумываться, что когда-либо придется изъясняться за свою деятельность. Перед человеком, которого меньше всего хочется напугать и отвернуть от себя.
Сука.
— Не хочешь говорить?