- Уймите, пожалуйста, машину, - сказала она. - Их там тошнит всех.
Фостер выключил печку.
- Пройдите туда и включите вентиляторы. Я попытаюсь подняться повыше. Холодный воздух их живо отрезвит.
Головная боль не проходила. Какой он дурак, что поддался на удочку этого Стреча Томпсона!
Не прошло и получаса, как Хана снова вошла в кабину.
- Они там ужасно мерзнут все. Впрочем, я сама тоже.
- Как угодно. Если я сейчас снова включу печку, они опять начнут блевать.
- Тогда пусть лучше мерзнут, - пробормотала Хана и вернулась к своим пассажирам.
Немного погодя, она ворвалась в кабину вне себя, что-то выкрикивая на иврите.
- Говорите по-английски!
Хана показала рукой на кузов самолета:
- Пожар... они разложили костер, чтобы погреться! В самолете было автоматическое управление. Включив его, Фостер сорвался с места и бросился в кузов, швыряя мешавших ему пассажиров направо и налево. Посредине самолета на полу теплился небольшой костер. Он его вмиг растоптал, а когда злость у него немножко прошла, вернулся к Хане, у которой подгибались колени от пережитого страха.
- Вы умеете разговаривать с этими людьми?
- Да, на иврите.
Фостер вложил ей микрофон в руки и приказал:
- Передайте им, что каждый, кто сдвинется с места, имеет шанс искупаться в Красном море.
Иемениты никогда до этого не видели громкоговоритель. Когда раздался голос Ханы, они стали показывать пальцами на потолок, жалобно визжать и корчиться от страха.
- Что это на них нашло вдруг? Что вы им сказали?
- Они не знают, что это такое громкоговоритель. Они думают, что это сам Бог с ними разговаривает.
- Очень хорошо. Пускай так и думают.
Дальше все шло гораздо лучше. Правда, не обошлось без происшествий, но не опасных для самолета. Фостер только начал чувствовать себя лучше, как снова начался переполох. Он закрыл глаза.
- Боженька, - вздохнул он, - обещаю стать с этого дня добрым христианином, только пускай уже кончится этот день.
Хана вернулась в кабину.
- Я прямо боюсь спросить вас, в чем там дело, - буркнул Фостер.
- Текс, - воскликнула она. - У вас крестник родился!
- Чего?
- Там одна женщина как раз разродилась.
- Не может быть!
- Честное слово, - сказала Хана. - У них это просто. Оба, мать и сын, чувствуют себя хорошо.
Он снова закрыл глаза и глотнул порцию воздуха. Целый час они летали спокойно. Что-то тут не так, - подумал Фостер. Однако маленькие пассажиры успели привыкнуть к рокоту моторов "орла" и, устав от всего пережитого, начали дремать. Ханна принесла Фостеру чашку горячего бульона, и они вдвоем начали смеяться над страхами этого дня. Фостер долго расспрашивал Хану о иеменитах и о войне в Палестине.
- Где мы сейчас находимся?
Фостер, капитан самолета, он же помощник капитана, штурман и радист, посмотрел на карту:
- Еще немножко, и мы повернем на север над Акабским заливом. По пути в Аден я разглядел боевые позиции в пустыне.
- Будем надеяться, что война скоро кончится.
- Да, брат, война - это скверная штука. Но скажите, какого черта вы-то влезли в это дело? Сколько бы они вам не платили, эта работа стоит вдвое больше.
- Да мне ничего не платят, - улыбнулась Хана.
- Ничего не платят?
- Нет. Меня сюда просто послали. Теперь меня, может быть, пошлют строить поселение с этими людьми, а может и дальше придется летать по этому маршруту.
- Это до меня не доходит.
- Это трудно объяснить. Посторонние часто не понимают наших чувств. Для нас деньги - это ничто. Зато доставить этих людей в Израиль - это все. Когда-нибудь я, может быть, объясню вам это получше.
Фостер пожал плечами. Странные вещи происходили в мире. Ну, да мне-то что, - подумал он. Что и говорить, интересный получился рейс, но с него хватит.
Немного погодя он кивнул головой:
- А вот и Израиль, - сказал он. Хана схватила микрофон.
- Эй, что вы делаете?
- Пожалуйста, Текс! Разрешите мне сказать им об этом. Они ждут этого мгновения... вот уже тысячи лет.
- Они, чего доброго, разобьют мне машину.
- Я обещаю вам... ничего не будет. Я заставлю их сидеть тихо.
- Что ж... тогда валяйте!
Он снова включил автоматическое управление и подошел к двери, чтобы они не разошлись сверх меры. Хана объявила им через микрофон, что они пересекают в эту минуту границу Израиля.
На борту самолета началось светопреставление. Слезы и смех, молитвы и пляски, обрывки песен, объятия и крики радости - все смешалось.
- Господи боже мой! - изумился Фостер. - Такого не было даже на матче со сборной Политехники в Джорджии.
Одна женщина схватила его руку и поцеловала ее. Он отскочил назад и снова уселся за руль. Песни и ликования не прекращались до самой Лидды. Когда самолет коснулся края посадочной площадки, из-за радостного шума не слышно было шума моторов.
Фостер в изумлении смотрел, как они, спускаясь с самолета, первым делом бросались на колени и, рыдая, целовали израильскую землю.
- Ну, прощайте, Текс, - сказала Хана. - Жаль, что вы уезжаете, но все равно я желаю вам приятного времяпрепровождения в Париже.