Эксодус (Книга 3, 4 и 5)

Особенно большие надежды возлагали на Эйлат, расположенный на южной оконечности Негева на берегу Акабского залива. Когда израильские войска добрались сюда к концу Войны за Независимость, весь Эйлат состоял из двух саманных хижин. Израиль мечтал о том, чтобы построить здесь порт, который непосредственно свяжет страну с Востоком, когда Египет снимет блокаду Акабского залива. Они усиленно строили город в ожидании этого дня.

Именно сюда, в пустыню Негева, и отправился добровольно полковник Ари Бен Канаан по окончании Войны за Независимость. Ему поручили изучить каждый дюйм этого района, блокированного тремя заклятыми врагами: Египтом, Иорданией и Саудовской Аравией.

Ари повел свое подразделение по непроходимым скалам и ущельям в такие места, где еще не ступала человеческая нога. Он обучал своих бойцов так интенсивно, что это было бы под силу лишь очень немногим армиям мира. Ари лично подвергал каждого кандидата в командиры беспощадному испытанию, и тот должен был проявлять максимум физической выносливости.

Отряд Ари стал известен под кличкой "Звери Негева". Это были ребята, которые прошли, как говорится, огонь и воду и медные трубы; они терпеть не могли Негев, когда находились в нем, и тосковали по нему, когда его оставляли. Два десятка прыжков с парашютом, сотни километров форсированного марша, походы в разведку и рукопашный бой - все это было непременным условием зачисления в этот отряд, и это делало "Зверей Негева" самым отборным воинским подразделением. Только самые выносливые попадали туда.

В израильской армии не было принято давать медали за отвагу - каждый боец считался таким же мужественным, как и всякий другой, - но кто носил значок "Зверей Негева", к тому относились с особым восхищением.

Штаб Ари находился в Эйлате. На его глазах Эйлат вырос в город отважных пионеров. В город провели воду, и медные рудники заработали на полную мощность. Тропинки превращались в шоссе, евреи вовсю укрепляли опорный пункт на юге.

Люди шептались о странностях полковника Бен Канаана. Его никогда не видели смеющимся, с его лица редко сходило суровое выражение. Казалось, какое-то скрытое горе гложет его, толкает его подвергать самого себя и своих бойцов нечеловеческим трудностям. В течение двух лет он решительно отказывался покинуть пустыню.

Китти Фремонт удостоилась вскоре звания "Друга". Это звание было присвоено до сих пор одному лишь П. П. Малколму, основателю Ночных отрядов. После Войны за Независимость, Китти посвятила себя работе по приему и устройству иммигрантов и Поселенское Общество вскоре стало перебрасывать ее на самые трудные участки.

В январе 1949 года, когда началась операция "Ковер-самолет", Китти предложили покинуть на время Ган-Дафну, поехать в Аден и организовать там медицинскую помощь в детских отделах лагеря Хашед. Китти великолепно справилась с задачей. Она внесла порядок в господствовавший там хаос. Требовательная и неумолимая в работе, она в то же время была очень мягкая в обращении с детьми иеменитов. Прошло всего лишь несколько месяцев, и она стала ведущей фигурой в Поселенческом Обществе.

Из Адена она отправилась прямо в Багдад для проведения операции "Али-Баба", размером вдвое большей, чем "Ковер-самолет". Когда она наладила работу в Ираке, она тут же умчалась в Марокко, где десятки тысяч евреев покинули свои "меллахи" в Касабланке, чтобы "вернуться" а Израиль.

Так она переезжала с одного места на другое, в зависимости от того, где шла "алия". Она несколько раз слетала в Европу, когда в лагерях для перемещенных лиц создавались пробки. Она рыскала по всему материку в поисках персонала, медикаментов и инвентаря. Когда волна немного схлынула, Китти отозвали в Иерусалим, где Сионистское Поселенческое Общество поручило ей работу в рамках "Молодежной алии".

В свое время она помогла привезти детей. Теперь она принялась за то, чтобы сделать из них полноценных членов сложного израильского общества. Лучше всего для этой цели подходили такие поселения, как Ган-Дафна, но их было слишком мало в сравнении с прибывающими массами детей. Дети постарше получали воспитание в рядах Армии Обороны Израиля, которая стала вскоре крупнейшим воспитательным учреждением в стране, обучая каждого новобранца, помимо многого другого, еще и грамоте на языке иврит.

Сама Китти Фрэмонт уже свободно разговаривала на иврите. Она чувствовала себя как дома, находясь с Фостером Мэк-Уилльямсом на борту самолета, доставлявшего туберкулезных детей в Израиль, или в каком-нибудь пограничном кибуце. - Шалом, геверет Китти! - то и дело можно было слышать в сотнях таких мест, где находились ее дети.