В первый же день пребывания на корабле девочка, рассказавшая Йоси, как целый год ездила в трамваях, говорила по-немецки и подверглась насилию возле Мюнхена (сегодня она называет себя Ализой), познакомилась с двадцатилетним бледного вида парнем (который сегодня называет себя Йосефом). У Йосефа был дядя, и поэтому до посадки на судно он жил не в лагере Ализы, который Йоси назвал «сиротским приютом», а по другую сторону Марселя, где жили те, у кого были родственники. Йосеф никогда не расставался с альбомом и карандашом и все время что-то рисовал.
Увидев Ализу в первый раз, он долго и пристально на нее смотрел и вдруг сказал:
— А знаешь, я помню твои глаза. Это ты подавала мне знаки из трамвая, чтобы предупредить о надвигающейся опасности, верно?
— Верно, — ответила Ализа. — А у тебя красивые глаза.
В это время мимо них проходил Йоси, и они смущенно замолчали.
— Покажи мне свои рисунки, — попросила Ализа, когда Йоси прошел.
— Да они так себе, — сказал Йосеф, передавая ей альбом.
— А по-моему, у тебя талант, — возразила Ализа, перелистывая альбом. — Только твои рисунки слишком печальные.
— Это потому, что я разучился смеяться.
— Я тоже, — сказала Ализа. — Но теперь опять научилась.
Через два дня они встретились снова. Пароход слегка покачивало. Это была еще не буря, но море уже не было таким спокойным, как раньше. Йосеф вышел на палубу и увидел, что Ализа сидит возле одной из перегородок и читает. Он приблизился, и они долго смотрели друг на друга.
— А у тебя есть девушка? — прервала наконец молчание Ализа.
— Есть, — ответил Йосеф. — Но она умерла.
— А у меня никого нет, — сказала Ализа. — Ни живого, ни мертвого.
В голосе девушки прозвучала ревность.
Йосеф нарисовал ее портрет.
— А знаешь, как евреи поняли, что такое «перпетуум мобиле»? — спросила она, погладив его по голове. — Очень просто. Когда их везли в поездах в концлагерь, они были голодные и ели вшей. А вши, которые тоже были голодные, ели их.
Йосеф улыбнулся.
— Я тебя вспомнила, — сказала Ализа. — Я видела тебя из окна трамвая. Ты нес седло от велосипеда.
Йосеф снова улыбнулся, и сам этому удивился.
— Я ставил на это седло малышей, — сказал он, — чтобы они могли достать до верха забора, окружавшего гетто. Дети, жившие по другую, «арийскую», сторону, приносили хлеб, и наши дети выменивали его у них на золото.
— Ты милый, — сказала Ализа. — Но если у тебя есть мертвая невеста, я не смогу тебя любить.
— Время залечивает раны, — сказал Йосеф.
Среди пассажиров парохода была преподавательница актерского мастерства Эстер Р., которая сразу заметила, что между ребятами что-то происходит. Она пригласила их в организованный ею на корабле театр. Йосеф сделал для нее декорации к спектаклю «Дибук»[77]
, а Ализа сыграла в этом спектакле Лею. Это напомнило Йоси одну давнюю историю. Он вспомнил, как, увидев однажды в этой роли Хану Ровину[78], Вейцман в нее влюбился. Втайне от жены Вейцмана Йоси привел его к Ровиной домой на обед. Еду и вино принес Хецкель из кафе «Касит». Он же подавал на стол. Глаза у Ровиной и Вейцмана блестели, а щеки пылали…Эстер полюбила Йосефа и Ализу и стала уговаривать Йосефа расстаться с его мертвой невестой, а затем — вместе со своей подругой Саркой Ш. — решила научить его смеяться.
Эстер и Сарка вообще старались никогда не унывать. Они ставили спектакли и пели, когда другие лежали, как трупы, и старались рассмешить других, когда им самим было не до смеха. Они смеялись над собственной болью, смеялись над адом Холокоста. К сожалению, сейчас, в Израиле, такого юмора уже никто не понимает. Холокост превратился у нас в «священную корову», о которой можно говорить исключительно высокими словами и со скорбным выражением лица. А жаль. Если во время Холокоста погибали люди, это не означает, что над ним нельзя смеяться.
Эстер была специалистом по движению губ, и благодаря ей Йосеф сначала научился механически растягивать губы в улыбку. Правда, это был еще не смех. Это было как бы понарошку. Однако в конце концов он стал смеяться почти по-настоящему, и, когда это произошло, он вдруг неожиданно для себя понял, что по уши влюбился в Ализу.
Имевшаяся на судне радиоаппаратура позволяла слушать новости Би-би-си. Их переводили на полдюжины языков и распространяли в форме бюллетеней, которые изготовляли сами пассажиры.
Когда «Президент Уорфилд» дошел до Мальты, английский конвой был усилен двумя эсминцами. Сначала появился один, а на следующий день — другой. В результате их стало четыре.
Тем временем жизнь на пароходе шла своим чередом, причем настолько своим чередом, что религиозные пассажиры начали выдвигать требования. В частности, они потребовали, чтобы им разрешили молиться на палубе, выдавали кошерную пищу и чтобы в субботу перестали готовить еду. Однако если против первого требования Йоси ничего против не имел, то два других удовлетворить никак не мог.