«Эксодус». Одиссея командира

Когда израненный «Эксодус» вошел в хайфский порт, репатрианты на палубе запели: «Мы репатриировались на родину и уже вспахали и посеяли, но еще не собрали урожай». На палубе стояли бледные, напуганные дети, одетые, как старики. Имя корабля написали крупными буквами на большой простыне. Люди измучились вконец. На борту было четверо погибших и много раненых. Двадцать семь человек нуждались в срочной госпитализации.

Из штаба «Хаганы» сообщили, что некоторым членам экипажа предстоит отправиться в Европу, чтобы привести еще два корабля с репатриантами, и им нельзя сходить с «Эксодуса» вместе с пассажирами. Йоси распорядился спрятать их в тайнике под капитанским мостиком. Остальные члены команды тоже должны были спрятаться, но в других местах.

Сотрудники «Алии-Бет» бросили жребий, кто отправится домой, а кто поедет с репатриантами на Кипр. Ехать на Кипр выпало Михе Пери. Никому из участвовавших в жеребьевке даже в голову не приходило, что людей вышлют совсем не на Кипр.

Началась выгрузка людей с «Эксодуса» и пересадка их на три депортационных корабля. Из-за высокой влажности было очень душно. Некоторые пассажиры спрыгнули за борт. Английские полицейские, находившиеся на катерах, курсировавших вокруг «Эксодуса», стали стрелять и избивать людей в воде дубинками.

Ализа сидела на палубе рядом с Йосефом, гладила его по перевязанной голове и тихонько скулила:

— Он ранен! Он ранен!

Йосеф заплакал от жалости к ней и тут же получил удар от английского солдата, который в этот момент собирал банки с консервами.

На людей, которых вели к депортационным кораблям, кричали, а некоторых били. Женщины падали в обморок. На детей наступали ногами. Мужчины пытались протестовать, но тщетно.

С пассажирами, которые сходили с «Эксодуса», англичане обращались не только грубо, но и брезгливо, как будто это были не люди, а животные. Сойдя на берег, они шли по узкому коридору между двумя шеренгами солдат, стоявших с винтовками наперевес.

Все это происходило на глазах у членов комиссии ЮНСКОП (которых во время радиотрансляции 17 июля призвали прийти в хайфский порт[82]), и некоторые утверждают, что это был всего лишь спектакль, поставленный руководством ишува специально для этой комиссии. Однако с таким же успехом можно сказать — как, собственно говоря, и делают экстремистски настроенные арабы и немцы, — что Холокоста не было, что его выдумали евреи, а если он и был, то гораздо меньших масштабов, и что вообще все это один огромный блеф, сочиненный исключительно для того, чтобы «выдоить» у мира деньги и отнять у арабов государство.

Пастор Грауэл обратился к членам комиссии с полной боли речью, но ни в каких речах они на самом деле уже не нуждались. Картина, которую они видели, была сильнее любых слов.

Одного из тех, кто 18 июля 1947 года прибыл на «Эксодусе» в Хайфу, зовут Адам М. Это высокий человек с редкими и седыми — а когда-то золотистыми — волосами, серыми глазами и пронзительным взглядом. Он носит очки, а под нижней губой у него маленькая появившаяся с годами морщинка.

Из всех пассажиров «Эксодуса» право остаться в Хайфе было дано только мертвым и тяжелораненым, однако Адам не был ни тем ни другим. Поэтому вооруженные ружьями и дубинками солдаты избили его и вместе с другими загнали на депортационный корабль.

Он стоял в загоне, обтянутом колючей проволокой, и смотрел на гору Кармель. Хайфу окутывал поднимавшийся из моря пар, и гора была подернута туманом.

Как и другие пассажиры «Эксодуса», Адам надеялся, что Палестина станет его домом. Как и другие, он тоже хотел родиться заново. Как и другие, он хотел попробовать прожить еще одну жизнь — жизнь, в которой не будет кошмаров. Однако вместо этого ему пришлось три месяца терпеть лишения и спать на холодном металлическом полу, а затем его привезли в расположенный возле Гамбурга лагерь Поппендорф.

Гамбург был его родным городом, и когда-то Адам этот город любил. Он любил роскошные здания; любил доносившийся из порта запах рыбы, выловленной в Северном море; любил многоязыкую речь, которая слышалась у входа в полутемные бары, и стоявших возле этих баров размалеванных девиц, которые дарили ему конфеты. Он любил смотреть на их красные губы, любил голубоватый свет летних северных ночей, любил холодный ветер, дувший с моря и озер… Но в один прекрасный день все изменилось, и Гамбург превратился в город, где в него стали бросать камнями, где убили его отца, где ему наголо обрили голову и откуда его изгнали. И вот теперь он сидел возле Гамбурга в английском лагере Поппендорф.

При нацистах Поппендорф был сначала лагерем тюремного типа для обычных заключенных, а потом его перепрофилировали в концлагерь для евреев. Он находился возле того самого леса, где когда-то, в другой жизни, в подпольном кружке, организованном еврейским молодежным движением «Абоним» («Строители»), Адам изучал иврит. Это происходило вскоре после «хрустальной ночи».