«Эксодус». Одиссея командира

После этого у женщины, подошедшей к трапу, внезапно, прямо на руках, умер родившийся всего за день до этого грудной ребенок. Женщина горько плакала и, несмотря на настойчивые уговоры дежурных, которые уже начали терять терпение, категорически отказывалась отдать им ребенка и подняться по трапу. С тяжелым сердцем Йоси велел задержать отплытие, позвонил местному раввину, раздобыл где-то маленький деревянный гроб, пошел вместе с рыдающей матерью на кладбище, а после похорон привел ее обратно в порт и лично посадил на корабль.

Наконец в довершение ко всему в самый последний момент из Софии в Бургас прилетел на самолете Шайке Дан и огорошил Йоси сообщением, что придется взять с собой еще пятьсот пассажиров. Речь шла о молодых ребятах, состоявших в болгарском еврейском молодежном движении. Узнав об этом, Йоси не на шутку расстроился. Во-первых, потому, что людям в трюме предстояло из-за этого потесниться еще сильнее — вместо пятидесяти сантиметров теперь на каждого из них приходилось только по сорок семь с половиной. Во-вторых, потому, что поселить все пятьсот человек в трюме Йоси не мог при всем желании, и части из них, таким образом, предстояло жить на продуваемой ледяными ветрами палубе. А в-третьих, ребята, о которых говорил Шайке, все еще находились в пути и, таким образом, отправку кораблей снова приходилось откладывать. Однако Йоси знал, что с Шайке Даном не спорят, и единственное условие, которое он поставил, состояло в том, что новые пассажиры должны прибыть не позднее чем через двенадцать часов. Это объяснялось не только тем, что люди, сидевшие в трюмах, нервничали и проявляли нетерпение, но в первую очередь тем, что по плану они должны были прийти в Босфор в определенное время — в субботу до полудня. От этого зависел исход всей этой огромной операции. За проход через Босфор заплатили огромную сумму, и время прохода уже нельзя было изменить. Это разовое соглашение удалось достигнуть с огромным трудом, и не было никакой уверенности, что благоприятное сочетание всех факторов может сложиться вновь. Таким образом, промедление было смерти подобно.

В ночь перед отплытием Йоси не спал. Назавтра ему предстояло повести огромное количество людей в опасное путешествие по морскому кладбищу, на дне которого лежали останки нескольких тысяч евреев, и ответственность за жизнь и безопасность пятнадцати с лишним тысяч пассажиров лежала на его плечах тяжким грузом.

Глава двадцать четвертая

«Пан-Йорк» и «Пан-Крессент» вышли в море 26 декабря 1947 года в четыре часа пополудни.

Чуть ли не все пассажиры на обоих кораблях, фактически население двух израильских городов, высыпали на палубу и запели «Атикву». Йоси был поражен. Он никогда не слышал, чтобы эту странную песню (которую он в детстве вынужден был петь с товарищами исключительно тайком и которая впоследствии стала гимном Израиля) пели именно так. Как будто этой песней люди, настрадавшиеся за время своих мытарств и скитаний по дорогам Европы, пытались излить сейчас всю боль, все горе и всю обиду, которые накопились в их душах. Йоси, который всю жизнь учился сдерживать свои эмоции и не мог позволить себе слез, стоял сейчас среди всех этих людей очень взволнованный, смотрел в их полные надежды и в то же время страха перед ожидающей их неизвестностью глаза и чувствовал гордость от того, что везет их на родину. Никогда еще, наверное, думал он, «Атикву» не пело так много людей одновременно, и на какое-то время у него даже возникло странное ощущение, что вместе с ними эту песню поют сейчас все евреи, когда-либо жившие на земле.

Впоследствии некоторые из пассажиров рассказывали, что в этот момент в небе перестали летать птицы, облака застыли неподвижно, ветер утих, а на море установился штиль, но, если даже на самом деле ничего такого и не было, это не имеет никакого значения. Главное, что так они тогда чувствовали.

Вскоре начался проливной дождь, и людям, находившимся на палубах, пришлось укрыться под брезентом.