…Заскрипели протяжно, с надрывом, снасти, вздулись паруса. Закричали, засуетились матросы – когг «Святой Анжелий» отчаливал от пирса Яффы. Дар стоял на носу неуклюжего судна, прищурив глаза, всматривался в остающийся за кормой грязный многоголосый город, спускающийся к морю. Душно здесь. Не в смысле погоды. В Пустыне смерти, что на Выжженной земле, куда жарче. Душе тяжко. Давит её. Душит длань безжалостная Трёхглавого Бога. Нет воли душе славянской. Здесь исконные вотчины чёрного Бога, Проклятого истинными. Чем дальше отсюда, тем легче становится. Эх, скорей бы Поющие острова, где застава державы построена, где свои вольные люди, где дышится легко и привольно и Храм Перуна стоит преградой дыханию Зла… Неуклюже маневрируя, распугивая лодки мелких торговцев и рыбаков, грузный корабль двинулся к выходу из бухты. Заполоскались на мачтах длинные вымпелы, запищали от натуги реи и паруса.
Вновь появился фон Гейер:
– Что, грустно прощаться?
– Да как сказать? Скорее, нетерпение. Поскорей бы домой… А у тебя есть дом?
Храмовник грустно улыбнулся:
– Как тебе сказать? Сколько помню себя – всегда был воином. Вначале сражался один, потом примкнул к братьям. В одиночку гораздо труднее выжить, чем всем вместе. Я родился далеко на севере, в Свеонии. Земли у нас скудные, их мало. Отправился искать счастья в Европу, да там и остался. Дрался то за одних, то за других… Когда ранили, одумался. Понял, что долго не протяну. Стал искать, к кому пристроиться. Увы, нас, безземельных рыцарей, слишком много. А вот поместий и наделов слишком мало. И я отправился в Святую землю. Здесь братья пригласили меня к себе. Послушничество, потом постриг, ну а дальше ты знаешь… друг.
– Знаю. Тебе повезло всё же больше, чем тем, кто упокоился под стенами Святого города. И кто ещё ляжет костьми, защищая чужое золото.
– Мы обороняем Святыни! – возмутился храмовник.
Но Дар горько улыбнулся:
– Святыни? Мусульмане не запрещали паломникам приходить в Иерусалим молиться Христу, насколько я знаю. В отличие от вас, христиан. И подумай сам, разве тысячи людей, приехавшие сюда, явились не за богатством и землями?
Крыть было нечем. Слав оказался, как всегда, прав, и тамплиер в который раз подивился, сколь глубоки и верны выводы язычника. А тот неожиданно хлопнул рыцаря по плечу:
– Пойдём вниз, друг! Выпьем за удачное отплытие.
…Неделя пути прошла на удивление спокойно. Ни штормов, ни противных ветров, из-за которых пришлось бы ложиться в дрейф, пережидая, когда те перестанут. Когг медленно, но уверенно пересекал Средиземное море. Запасы вина, прихваченные Даром, быстро кончились, и теперь слав целыми днями торчал на палубе, беседуя с возвращающимися из Святых мест паломниками, купцами и воинами. О чём они говорили, фон Гейер не знал, но, судя по тому, как блестели глаза слава, тот явно извлекал из таких разговоров нечто нужное. Ну и ладно. Командор велел не препятствовать гостю ни в чём, и надо отдать тому должное – он не злоупотреблял ни статусом, ни гостеприимством, вёл себя достаточно скромно и спокойно. Да и спрашивал, как потом удалось узнать, совсем обычные вещи: что пользуется спросом и где, сколько стоит, словно обычный купец. Правда, пару раз выяснял, как добраться до одного или другого места, но в этом ничего странного не было. Так что фон Гейер успокоился, а вскоре уже должен был показаться Кипр, а там недалеко и до Европы. Можно было бы пойти через Проход[50]
, но это было бы прямое нарушение приказа командора.– Паруса на горизонте! Паруса! – раздался сверху крик матроса, сидящего в бочке.
И сразу на палубе началась суматоха. Снизу вылетел капитан, составил ладоши рупором и заорал:
– Сколько и где?!
Матрос откликнулся тут же:
– Две галеры по левому борту, идут навстречу! Паруса косые! Косые!
– К бою! Это пираты!
Алекс бросился вниз, грохнул кулаком в дверь каморки слава и выдохнул:
– Алжирские пираты!
Против ожидания тот расплылся в улыбке:
– Ну наконец-то, а то и подраться толком не получилось. Сейчас буду.
Слав появился на палубе где-то через четверть часа, отмеренного временной свечой в фонаре. Тамплиер окинул его взглядом, но не заметил ничего необычного, кроме того, что тот не взял щита. Сверху доспех закрывала принятая в ордене котта с крестом, в которой слав ходил постоянно, так что… Впрочем, взглянув ещё раз на воина, рыцарь заметил самое главное – Дар перевесил свой меч так, что его рукоятка оказалась за левым плечом. И точно такая же витая проволокой перекладина выглядывала из-за второго плеча. Он взял два клинка?! Матерь Божья, надеюсь, слав знает, что собирается делать…