Экспансия

– Айру! – рявкнул гридень, вытаскивая меч из ножен, и тут же хлюпнул – ногой князь отшвырнул его в сторону, добавив подхваченной на ходу табуреткой добротной славской работы.

Далее всё было на одних рефлексах: тело изогнулось, уходя сразу от двух ударов, распластываясь в воздухе и пропуская дубину поверх, а второй меч понизу тела. Скрючившиеся в когти руки вытягиваются вперёд, рвя податливое горло, а ноги выстреливают назад, откидывая одетого гриднем врага. В мокрой от крови руке дубина старается выскользнуть, но… Сухой треск лопнувших позвонков, брызжет жижа мозгов от смятого нечеловеческим ударом черепа… И Добрыня оказывается вновь возле ложа, на котором, прикрыв простынёй тело, сидит с поражённым лицом Ольмо.

– Ты цела?!

Девушка слабо кивает. Удерживая изо всех сил ладошками рвущийся наружу крик страха. Мужчина на мгновение ласково касается тыльной стороной ладони её бархатной щеки, затем подбегает к двери, осторожно выглядывает – никого. Что за… Вот же! Ладно, у него одежда имеется. А во что одеть жену? Ни ниточки!.. Спохватившись, открывает шкапчик, срывает с полки порты и рубашку. Исподнее? Плевать. Сейчас не до этого! Обернувшись, бросает бельё девушке, сам сдёргивает со стены кольчугу и оружие. Вот это его меч! И сейчас кому-то не поздоровится!

– Ты чего, жена?! Одевайся! Сейчас не до платьев! Враги.

Позади едва слышное шуршание хлопковой ткани. Слышен свист кожи. Оборачивается – Ольмо выдёргивает ремень из петель доспехов мёртвого гридня, подпоясывается. Верно. В его одежду две таких, как она, завернуть можно. Невольно губы расплываются в улыбке, а у неё, наоборот, на лице обида. Совсем по-детски спрашивает:

– Я смешно выгляжу?

И… снова ясность – она говорит на его языке. Речь славов слетает с уст девы, словно родная… А если… И звуки чужих до этого дня слов легко вылетают из уст:

– Великовата моя одёжка, да?

Её глаза округляются от удивления, только тут Ольмо осознаёт… Точнее, начинает понимать… Она – в его доме. Его комнате. Более того – в его постели! Четыре трупа. Мужчина, который до сегодняшнего момента не мог, никак не мог знать язык Тауантинсуйу, совершенно свободно, без малейшей запинки общается с ней. А она, в свою очередь, так же легко, словно речь славов дана ей от рождения, говорит с ним… И она была в его постели!!! Более того, готова была позволить ему всё, словно мужу! Но он же и есть муж! Не династический, а настоящий! Так сказала Троица Жизни! И пусть он не инка, но зато – настоящий воин… Воин! Четыре врага лежат мёртвыми, а у него не было оружия. И первое, что он сделал, когда непосредственная угроза миновала, – бросился к ней узнать, не случилось ли чего? Не ранили ли её?

Ольмо залилась краской. Неужели тот сон… А сон ли это? И у них действительно будут мальчик и девочка? И она, Мама Тауантинсуйу, позволит славу прикоснуться к божественному телу богини? И более того, даже родит от него?! Но кто может пойти наперекор Воле Троих? Даже она, чьи предки пришли со звёзд… Её ладошка утонула в огромной ладони воина. Ощутила твёрдые мозоли. И он смог быть таким нежным и добрым… Стоп! Остановись! Размышлять будешь потом, а сейчас – надо спастись для начала…

Сумасшедший бег по лестнице, выскочили во двор и замерли на месте: сплошная стена инков и славов, ощетинившиеся копьями, перекрыли все выходы. А сверху – она успела оглянуться – сотни лучников с нацеленным на них оружием. Это – смерть?! Но что он делает?! А мужчина спокойно откладывает меч, делает шаг назад, прикрывая её своим телом.

– Что творите вы, люди добрые? Или разум у вас помутился? Коли смеете руку поднимать на князя своего и супругу его, богами нашими данную?

Взрывается толпа злобными криками. Потрясает оружием. Вперёд выходит один из тех славов, что сопровождал мужа на первой встрече и пытался счесть её душу, – как его зовут, Крок, кажется? Сипло кричит страшные и обидные слова:

– Ведьма она, околдовала воина! Ты совсем разум потерял, Добрыня, и не князь нам больше!

Она чувствует, что князь улыбается, спокойно и добродушно:

– Это ты, тайник, разум потерял! Разве можно пойти против воли богов?

Выскочил вперёд сапай авки[57]

Тольпек, раскрывает смердящую пасть и вопит, потрясая своей золотой булавой, символом власти:

– Ты, грязный слав, посмел прикоснуться и опозорить нашу богиню! Смерть тебе!

И вдруг затихает, когда слова родного языка льются с губ чужака:

– Ты, презренный, осмеливаешься поднять руку на своего императора?!

Смятение в рядах инков. Чужак знает божественный язык и говорит на нём! Откуда? А тот вдруг смело шагает вперёд, вскидывает вверх руки, и… О, божественное чудо! Вспыхивает огненный шар между ладоней его, и становится во дворе светло, словно днём, а с небес гремит хор нечеловеческих голосов:

– Неразумные! Или мало вам слов князя вашего?! Откуда неверие в ваших сердцах? Избран нами Добрыня быть вашим владыкой. И быть роду его вашими повелителями отныне и до скончания рода человеческого! Ибо так сказано нами, Тремя богами Жизни!