«Хорошо, если выбрались, — сказал он себе. — Очень хорошо, если все кончилось, но скорее всего дело только начинается, слишком уж ювелирная была работа, чтобы отпустить нас просто так. Главное — впереди, только б скорее началось. Самое страшное в жизни — ожидание, когда сердце тянет, а душу крутит и жмет; ожидание живет вместе с ощущением бессилия — ужасное чувство собственной малости; не зря человека заключают в тюрьму и держат неделями одного в темной камере... Тогда — по прошествии томительных недель, а то и месяцев — даже следователь кажется посланцем надежды; полная аберрация представлений, как мало человеку надо...»
В аэропорту — шумном, громадном, многоязычном — Роумэна окликнули.
— Представьтесь, пожалуйста, — Роумэн оглядел человека, который подошел к нему, неумело сжимая в руке букет красных гвоздик.
— Я Роберт Гилл, меня прислал мистер Макайр, чтобы приветствовать вас на родине.
— Как это мило, мистер Гилл, познакомьтесь, это моя жена.
— Очень приятно, меня зовут Крис.
— Это вам от мистера Макайра, — сказал Роберт Гилл, протягивая ей цветы. — А от меня — самые сердечные поздравления.
— Спасибо, — сказал Роумэн, тряхнув руку Гилла, — тронут, Роберт, сердечно тронут.
— Мистер Макайр просил меня помочь вам, если в этом возникнет нужда.
— Да пока никаких трудностей нет, еще раз спасибо.
— Вы намерены остановиться в Нью-Йорке?
— На несколько дней, чтобы завершить необходимые формальности, я ведь уроженец Нью-Йорка, поэтому хочу именно здесь обвенчаться. Миссис Роумэн понравился наш город даже с воздуха, возможно, она захочет поселиться здесь навсегда.
— О, я убежден, что ей так же понравится Фриско.
— Что это? — спросила Кристина.
Роумэн пояснил:
— Джентльмен так называет Сан-Франциско. Наверняка он с того побережья.
— Точно, я оттуда! — подтвердил Гилл. — Вот моя карточка, там живут родители, они будут рады, если вы решите остановиться у них на недельку-другую.
— Спасибо, Роберт, вы очень любезны, — ответил Роумэн, спрятав визитку в карман.
— И последнее, — заключил Гилл. — Если вы хотите встретиться с мистером Макайром перед тем, как начнете свадебное путешествие, он готов принять вас в любое удобное для вас время.
— Это замечательно. Если бы он нашел для меня минут сорок завтра утром — было бы прекрасно, мне очень нужно с ним поговорить...
...Макайр выслушал Пола, рассмеялся чему-то, хлопнул в ладоши, словно аплодировал невидимым актерам, поднялся с кресла и, расхаживая по кабинету, украшенному стягом Соединенных Штатов и портретами Линкольна, Рузвельта и Трумэна, заговорил:
— Итак, у них есть наш код, они вербуют наших людей и норовят играть своим агентом Полом Роумэном даже в Штатах?! Нет, каково, а?! Погодите, Пол, неужели вы всерьез верите, что у них есть ключ к нашему коду?
— А черт их знает.
— Как они могли получить ключ? От кого? Я не верю, что в наших рядах может быть изменник, я не верю в это.
— Я не думаю, что они блефовали, — сказал Роумэн.
Макайр долго расхаживал по кабинету; остановившись у окна, тихо спросил:
— Что подвигло вас на полет в Мюнхен, Пол?
— Информация, которую мне удалось получить. Я вышел на Гаузнера. Промедление было бы смерти подобно.
— Информация надежна?
— Абсолютно.
— Кто источник?
— Человек, которому я доверяю.
— Хм... Уж не думаете ли вы, что какие-то сведения просачиваются из этого кабинета в Мюнхен? — спросил Макайр.
— Вот уж чего не думаю — того не думаю, — улыбнулся Роумэн. — Хотя не грех было бы посмотреть, откуда к вам пришла секретарша. Слишком уродливая, такие падки на мужскую ласку, за это женщина готова таскать из огня каштаны.
— После вашей телеграммы я уже начал проверку, — ответил Макайр. — Всех без исключения, Пол. Даже друзей, которым верю, как себе.
«Это он про Кристину, — сразу же понял Роумэн. — Он мягко стелет, этот Макайр, но держится абсолютно точно. Он прекрасно понимает, с чем я пришел, и он
— Это мужественно и достойно, — медленно затянувшись, согласился Пол. — Друзья вас поймут, но вряд ли вы делитесь с ними государственными секретами... Дело не в ваших друзьях или родных. Если существует утечка информации, то искать надо где-то здесь, в этом здании.