Сандаг и Тимяков жили в одной юрте. Юрта была пятистенная, просторная. Сандаг увлекался ботаникой, и пол юрты был завален гербариями и снопами разных трав. Можно было подумать, что это не юрта двух ученых, а кусочек Гоби: корявый куст саксаула с торчащие ми вверх безлистными ветвями, веточка кустарника «золотой нити» — алтан утас, напоминающая по форме морозный узор на стекле, сухой тамариск, сульхир, из зерен которого гобийцы мелют муку и питаются ею круглый год, хармык, карагана, астрагал, который применяют при болезнях сердца, дерис и еще какие-то причудливые растения пустыни, мохнатые, седые, колючие, покрытые восковым налетом.
Так и спали ученые среди этих кустов.
…На фоне всеобщих забот мало кто придал значения приезду профессора Бадраха. Он остановился в юрте своего отца Бадзара, в лагере появился всего лишь раз, за день до отъезда экспедиции в горы.
— Не утерпел, прикатил сюда, — сказал он Сандагу и Тимякову. — Я ведь обычно отпуск провожу здесь, в родных местах, возле старых родителей. Плохи стали, мать часто болеет… Говорят, вы нашли пресную воду! Большое событие. От всего сердца поздравляю! И радуюсь. В этом краю, забытом богом и цивилизацией, люди живут мечтой о воде. Признаться, даже не верил, что вам так быстро удастся справиться с этой задачей… Вроде бы и на остальных буровых дела идут успешно.
— Это так, — подтвердил Тимяков. — У гидрогеолога Басмановой особое чутье на воду. Молода, а глаз наметанный, любому инженеру фору даст.
— И все-таки я продолжаю считать: место для города и для госхоза выбрали вы неправильно, неудачное место.
— Почему? — удивился Тимяков.
— Район неблагонадежен в санитарно-ветеринарном отношении. Тут, кстати, и раньше отмечались случаи заболевания скота сапом и сибирской язвой. Кто может дать гарантию, что при массовом скоплении скота эти болезни не вспыхнут с невиданной силой? Слышал, в объединении Аюрзана крупный рогатый скот поражен чумой.
Да, страшная весть о «черной смерти» ползла и ползла по степи. Теперь пастбища объединения да и само объединение объезжали далеко стороной. Здесь пахло карболкой, известковым молоком и сулемой. Ветеринары в просмоленных плащах день и ночь разъезжали от стада к стаду, делали прививки скоту. Противочумную сыворотку вводили под кожу и зараженным животным.
Потом случилось несчастье. Поздно ночью ветеринар возвращался верхом в юрту. И когда пробирался по узкому ущелью, откуда-то сорвался увесистый камень, сломавший ему плечо. Конь приволок бесчувственного ветеринара к юртам.
Но главное было сделано: вовремя произведены прививки скоту. Погибло всего десятка три коров. Урон был незначительный, но сидевший у монастырских ворот подслеповатый Шараб сиплым голосом говорил о гневе богов:
— Отступают от старых порядков, сено косят, в артель объединяются — вот и разгневали богов. Погодите, еще не то будет…
Наиболее трусливые ушли было из объединения, но потом вернулись.
Все вроде бы успокоилось, только профессор Бадрах испытывал тревогу за судьбу будущего города. Он был достаточно умен и воспитан, чтобы не перечить председателю Ученого комитета и известному русскому ученому, авторитет которых был выше авторитета самого Бадраха. Он пытался заронить сомнения.
Когда от Цокто узнал о находке пещеры с вечным огнем, каменной богиней и костями динозавра, заволновался:
— Постарайся выяснить, когда Сандаг и Тимяков собираются ехать туда. Это очень важно.
— Скоро все поедем, пойдем через всю пустыню. И в пещеру заглянем, — сказал Цокто.
У отца Бадрах сурово спросил:
— Ты отправил пакет, который передал тебе Цокто? Большой, коричневый…
— Сразу же отправил с Жадамбой.
— Нужно немедленно послать туда верного человека с новым письмом. Пусть они там поторапливаются, если не хотят потерять все.
— Завтра пошлю.
— Не завтра, а сегодня. Сейчас! Это мой основной капитал — я под угрозой разорения из-за какого-то русского геолога. Очир мог давно его убрать, а теперь это не имеет значения. А Дамдина убрали — это хорошо: в Монголии алмазов нет и не должно быть! Нам с тобой они не нужны.
Бадраху хотелось попасть в эту большую поездку, задуманную Сандагом и Тимяковым, и он притворился смирившимся. В одну из встреч с Сандагом он сказал:
— Может быть, вы и правы: с чумой ведь тоже можно бороться. Я — человек старого закала. Но работы экспедиции меня заинтересовали. Если намечаются поездки, сулящие какие-либо археологические открытия, то прошу принять меня в состав отряда — будем считать, что лед между нами сломан.
Сандаг криво усмехнулся:
— Такие поездки не намечаются. Мы сейчас не можем отвлекаться на исследование памятников старины. А что касается льда, то ваши американские и английские друзья любят повторять, что способ ломки льда зависит от толщины льда.
После столь прямого ответа Бадраху ничего не оставалось, как встать и откланяться. Но он продолжал сидеть.
Улучив минуту, когда Сандаг вышел из юрты по делам, сказал Тимякову: