Экспедиция к предкам

А время шло… Оно шло в двух различных измерениях. Таймеры показывали то, в котором мы странствовали. О настоящем же мы могли судить по нарастанию чувства жажды и голода. Когда Академиков вдруг заснул, мы убедились, что с начала наших скитаний прошло уже не менее двух настоящих суток. Описывать высадки в тех местах, где мы успели побывать после посещения оазиса Гизэ, я сейчас, пожалуй, не буду. И вовсе не потому, что там не было ничего интересного. Конечно, было! Только наша «эмвешка» не давала нам ничего как следует рассмотреть. Она рыскала во времени и пространстве — туда и сюда, словно охотничья собака, которая потеряла след. Она что-то искала. Но что?..

Был знойный летний полдень 1762 года до наступления нашей эры, когда мы вдруг увидели себя на большой пыльной площади, в самой гуще огромной людской толпы. Со всех сторон на нас обрушивался гул голосов, громкие выкрики, звон металла, ослиный рев, конское ржание, поросячий визг, блеяние овец и мычание быков.

Острый запах дыма от горящего в очагах сухого навоза смешивался с упоительными запахами жареного мяса и рыбы, благоуханием свежего меда, пшеничных лепешек и чеснока, ароматами спелых дынь, инжира и фиников. Сладкий сок стекал по подбородкам едоков, масло капало с пальцев.

Совершенно остолбенелые, мы стояли в бурлящей вокруг нас толпе. Мы — это Нкале, Каген и я. Что же касается Академикова, то он даже не проснулся. Завалившись набок, он мирно спал у наших ног, сохраняя позу, в которой его застиг сон в кресле пневмокапсулы. Его голова возлежала на дынной корке. Прямо через него, как, впрочем, и через нас, проходили люди, шагали животные и перекатывались колеса…

— Необходимо разбудить Александра Петровича, — сказал Каген. — Хотелось бы знать, куда мы попали.

— Погоди, — откликнулась Нкале. — Вдруг нас опять выдернет и потащит. А землянину нужно выспаться.

— Кто спит, тот обедает, — добавил я. — После сна к нему возвратится бодрость.

— А если это настоящая остановка?

— Подождем… Посмотрим…

Конечно, в такой толчее мы могли видеть лишь то, что происходило поблизости или маячило над головами. Но и этого было довольно. Выставленные напоказ товары, разнообразие одежд, различный облик и многоязычная речь занятых своими делами людей — все свидетельствовало, что мы попали на какое-то грандиозное торжище.

Прямо перед нами, пересекая площадь, сквозь толпу медленно продвигался караван верблюдов. Толстый слой серой дорожной пыли покрывал усталые лица погонщиков, шерсть животных, тюки на двугорбых спинах. Караван, очевидно, прибыл издалека…

Справа от нас веселый гончар с глиняной свистулькой в зубах, потешая зевак, подбрасывал в воздух узорчатый узкогорлый кувшин и ловко ловил его у самой земли. За его спиною громоздилась целая пирамида оранжевых круглобоких горшков, а на разостланных на земле циновках были расставлены вылепленные из глины куклы, ярко раскрашенные статуэтки людей, птиц и животных.

Слева трудился цирюльник. Усадив клиента на низенькую скамеечку, он брил ему голову бронзовой бритвой. Полминуты брил, минуту точил и направлял бритву. Когда из порезов на голове клиента выступала кровь, мастер аккуратно смахивал ее пальцем и присыпал порез щепоткой пыли, которую подбирал с земли…

Сразу позади цирюльника находился натянутый на тонкие жерди пестрый тент. Вокруг него кишела толпа нарядно одетых женщин. Громкими возгласами и звонким смехом они выражали свое восхищение синими, белыми и коричневыми тканями, которые показывал им продавец. Внезапно все они расступились. Четыре чернокожих раба пронесли вперед раззолоченные носилки с розовыми занавесками и осторожно поставили перед тентом. Еще четыре раба стали с боков. В глаза бросились выжженные на их плечах клейма и молчаливая покорность лиц. Продавец тканей угодливо склонился перед носилками. Занавески распахнулись, и мы увидели восседавшую на куче пестрых подушек толстую сильно набеленную женщину. Ее голова, шея и руки сверкали множеством драгоценных камней, золотом, жемчугом и серебром.

— Покажи все, что ты привез! — услышали мы надменный приказ. — Покажи все, что ты еще не показывал этим нищим!

— Тебе понравится, госпожа!.. — Поцеловав край занавески, продавец поспешно принялся распаковывать новый тюк.

Толпа любопытных женщин снова сомкнулась, скрыв от нас продолжение этой сцены… Зато мы увидели запряженную осликом повозку, на которой лежали тугие, наполненные вином, кожаные мешки-бурдюки, сделанные из вывернутых наизнанку козьих шкур. Вокруг повозки толпились мужчины. Некоторые брали бурдючок на троих. Другие, купив целый бурдюк, удалялись, держа его на плече или под мышкой. А тем, кто просто хотел утолить жажду, любезный хозяин сноровисто наполнял глиняные чаши янтарной струей из развязанного угла бурдюка.

— Вино пить вредно, — облизнув пересохшие губы и сглотнув слюну, назидательно сказала Нкале. — Отвернемся от этого недостойного зрелища!