Экспедиция к предкам

— Слушайте все!.. Слушайте!.. Доблестный и славный воин по имени Гишкугарни, сын Мутум-эля, объявляет! Сбежал законно добытый им в жестоком бою, принадлежавший ему по праву мальчишка-раб, остроумно названный им Кривоногий Кузнечик, ибо мальчишка воистину колченог, причем левая его — кривая нога, примерно на четверть локтя короче правой. Коричневый лоскут на бедрах — его одежда. Тело скрючено, на лице струпья, а речь невнятна!..

И, как повелел великий царь Хаммурапи, чьи слова превосходны, чьи дела бесподобны, чья мощь не имеет равных, — пастырь, названный Энлилем, действующий по внушению царя богов — Мардука, буйный телец, забодавший врагов, озаривший светом страну Шумера и Аакада, владыка небес и земли, приведший к повиновению четыре стороны света, возвеличивший имя Вавилона, накопивший богатство и изобилие… Да воссияет справедливость его, дабы погубить беззаконных и злых, дабы сильный не притеснял слабого, дабы защищать вдов и сирот…

Отныне, как сказано в той части законов Хаммурапи, которая касается беглых рабов: «Если человек поможет бежать рабу, который принадлежит другому человеку, этого человека до́лжно убить».

«Если человек укроет в своем доме беглого раба и не выведет его на клич глашатая, этого человека должно убить».

«Если человек поймает в степи беглого раба и присвоит его себе и потом раб будет найден в его руках, этого человека должно убить».

«Если цирюльник снимет с раба клеймо хозяина, этому цирюльнику должно отрезать пальцы»…

Глашатай все еще продолжал выкрикивать грозные законы, касающиеся беглых рабов, когда мы подошли, наконец, к писцу.

Писец сидел на коврике, скрестив ноги. Рядом с ним высилась куча сырой глины. Рабы опустили носилки. Внимательно выслушав, чего от него хотят, писец неторопливо взял комок сырой глины и, придав ей форму плоской прямоугольной лепешки, принялся составлять документ. Для этого он вооружился тонкой палочкой с узким трехгранным кончиком, который, прикасаясь к глине, оставлял на ней маленький отпечаток вроде восклицательного знака, только без точки. Из сочетаний этих отпечатков получались причудливые значки-письмена, постепенно покрывавшие поверхность плашки.

— Вот это и есть клинопись, — сказал Александр Петрович. — Ее изобрели шумеры приблизительно полторы тысячи лет назад. Сперва их письменность имела вид обычных рисунков-иероглифов, таких же примерно, как у египтян. Но рисовать по глине трудно, а выдавливать легко. И они начали выдавливать… Так, вместо иероглифа-рисунка получился иероглиф-значок, уже мало чем напоминающий животное, предмет или растение, которое он изображает… Чтобы научиться этой грамоте, человек должен запомнить более шестисот всевозможных сочетаний, образующих клинописные иероглифы, а потому профессия писца так же, как и в Египте, пользуется здесь исключительным почетом. Каждый писец — это одновременно какой-нибудь жрец или царский чиновник. Все, что написано — почти святыня!..

Действительно, большинству из тех, что были вокруг, работа писца казалась, видимо, чем-то вроде колдовства или чуда. Люди смотрели как зачарованные. И нам это было здорово интересно. Но и с носилок мы не спускали глаз…

И вот мы увидели, как снизу появилась тонкая мальчишеская рука, осторожно проникла под занавески, а затем возвратилась обратно, увлекая за собой кусок синей материи.

— Высший класс! — одобрительно воскликнул Каген, когда, минуту спустя, та же рука запихнула в носилки обрывок коричневой ткани. — С этой уликой покончено!..

— Это ж надо уметь — переодеться, лежа под носилками! — восхитилась Нкале. — По-моему, он совсем не калека!

— А ты думала!.. — начал я и тут же осекся. — Атас!..

Одетый в короткую белую тунику, рослый рыжебородый чужестранец с волосами, перехваченными проходящим через лоб узким позолоченным ремешком, стоял рядом с нами. Я приметил его еще, когда мы только подходили к помосту. Его хищный взгляд был устремлен на нижний край свисающих до земли занавесок…

— Этот человек видел все, — с грустью сказал Александр Петрович, тоже заметивший Рыжебородого. — Он выдаст мальчика! Ничего не поделаешь…

— Негодяй!.. Следит за Кузнечиком, как кот за мышью, — чуть не плача от злости сипло сказала Нкале. — Предатель!..

— Гнусный тип!.. — Каген плюнул под ноги Рыжебородому. — И откуда он только взялся?

— Судя по одежде, — сказал Александр Петрович, — этот человек с одного из дальних островов Средиземного моря, а может быть, даже с Пелопонесского полуострова… Народы, которые там обитают, называются пока просто морскими народами. Они — предшественники древних греков. Занимаются, в основном, виноградарством, гончарством и овцеводством…

— Что-то я не вижу у этого предшественника ни горшков, ни шерсти, — ехидно заметил Каген. — Чем же он тут торгует, по-вашему?

Академиков пожал плечами.

— Есть сведения, что эти люди — отчаянные пираты и грабят все корабли, которые приближаются к их островам…

Кузнечик все еще лежал под носилками. Писец трудился над документом. Закончив пе-читать очередной клинописный знак, он поднял голову и прочел: