Экспедиция к предкам

Чтобы видеть празднество, лучшего места, чем на крепостной стене, которой была обнесена столица, мы сами бы не нашли. Надо отдать должное локализаторам — точку зрения они умели выбрать дай бог!.. Воины, охранявшие стену, переговаривались рядом с нами, и это помогало нам разбираться во всем происходящем, хотя, конечно, и не так хорошо, как если бы объяснения давал Александр Петрович. Но наш профессор продолжал сладко спать, и мы не хотели его тревожить.

Светало… Улицы города были еще пустынны. Во внутренних двориках и на плоских крышах домов просыпались спасающиеся от духоты горожане. Лучи восходящего солнца золотили покрытые замысловатой резьбой каменные стены, карнизы и причудливые купола великолепных храмов. Прогуливающиеся в садах павлины распускали ослепительные веера своих самоцветных хвостов…

Перейдя на противоположную сторону стены, мы увидели, что снаружи ее окружал заполненный водою широкий ров, за которым простирались зеленеющие поля. Тысячи выходящих из джунглей людей постепенно заполняли дороги, ведущие в город. Но, прежде чем продолжать путь, все они сворачивали в сторону и направлялись к берегам Ганга. Там, не снимая с себя одежд, они медленно и торжественно входили на несколько минут в мутные воды священной реки — кто по пояс, а кто и по горло, — чтобы она омыла их от грехов…

Все это нам было хорошо видно… И праздник Жертвоприношения Коня, который начался, когда солнце поднялось к зениту, мы тоже видели. Видели, как сначала были принесены в жертву несколько сотен свиней и баранов… Видели, как вслед за тем ударом боевого топора между глаз был повержен на землю великолепный, ни в чем не повинный конь, заплативший жизнью за год свободы и за то, что помог радже расширить границы его царства… Видели, как раджа раздавал золото и драгоценности брахманам, а они, уже от его имени, кидали в толпу медяки… Видели, наконец, и грандиозный пир, который начался после того, как с жертвоприношениями было покончено… Но описать все это подробно я, к сожалению, никак не могу и, наверно, это большая потеря для историков!.. Что поделаешь — наше состояние с каждой минутой становилось все хуже и хуже, так что к началу празднества мы почти ничего уже не соображали.

По моим расчетам это были третьи сутки без воды и пищи. В ушах стоял звон, все виделось, как в тумане, мысли путались… Чтобы повернуть голову или поднять руку, нужно было напрягать все силы. Движения сделались такими медленными, как в кино, когда снимают специально для того, чтобы посмотреть, кто первый из бегунов сорвал ленточку финиша…

А самое главное — думал-то я о другом… Мысль, которую я никак не мог ухватить за хвост, все время вертелась у меня в голове. Постепенно она оформилась, и теперь я, кажется, уже знал, что нам нужно делать, чтобы вернуться в XX век. Только я не спешил ее выкладывать — слишком уж просто все получалось!.. Скажу, обнадежу, а потом, если что не так, наступит разочарование и станет еще хуже… Снова и снова я обдумывал свою идею, поворачивал так и этак, придумывал доводы, начисто отвергающие ее, но чем больше я думал, тем яснее мне становилось, что это был единственный путь. Все сходилось… Нет, снять шлемы мы не могли. Обрыв связи с Системой мгновенно бы нас угробил. Идея заключалась в другом…

— Слушайте, — издалека начал я, — как по-вашему, почему все-таки наша эмвешка носится по этим древним долинам и никак не желает возвращаться?

— Ясно, — сказал Каген, — потому что Система вышла из подчинения и самозапрограммировалась на пять долин!

— А если нет? Что если она вовсе не вышла из подчинения, а самопрограммируется исключительно ради нас?

— Как это?

— Подожди, ответь еще на один вопрос: кто мы для нее? Обыкновенные пассажиры?

— Нет, конечно… Мы — часть Системы… Ее глаза и уши, если желаешь. Но что из этого?

Вместо ответа я повернулся к Александру Петровичу и начал смотреть на спящего. Как ни странно, Нкале поняла, о чем я думаю, раньше, чем Каген…

— Они забыли, что мы никогда не спим! — воскликнула она. — Да? Система рассчитана на земных людей?.. И должна сама возвращаться, когда…

Теперь понял и Каген.

— Хорошо, — сказал он. — Значит, когда мы потеряем сознание, она вернется. Но мы не можем потерять сознание одновременно, а она будет путешествовать до последнего… Один из нас вернется живым… Вот и все… В лучшем случае — двое…

— А если ее обмануть?.. Что делает человек, когда он глохнет и слепнет? Идет к доктору!.. Зажмурим глаза, заткнем уши, перестанем воспринимать все, что делается вокруг, и тогда она, может быть, возвратится к Главному… Она же перестанет получать информацию.

Каген глубоко задумался. Мы с Нкале терпеливо ждали его решения. Наконец он сказал:

— Может быть, я просто плохо соображаю, но, похоже — ты прав. Проверим на опыте… Попытаемся… Сколько мы будем притворяться?

— Пять минут, — предложил я. — Пока не сосчитаем до трехсот. Согласны?

Каген кивнул.

— Три… Два… Один!.. — сказала Нкале.