Заснявший этот эпизод Норрис включил звукозапись, и все, кроме меня, снова выскочили на палубу, услышав мой возглас: «Опять летит!» — и рев мотора. Раздался дружный смех, однако он тут же оборвался: запись вроде бы кончилась, а мотор продолжал звучать с нарастающей силой и в какой-то другой тональности. Глянув на небо, мы увидели летящий к «Тигрису» вертолет. Норман крикнул, что это не американец.
Мы все приготовились прыгать за борт, но люди в зависшей над самой мачтой тяжелой военной птице козырнули нам и показали на свою эмблему. Французы! Едва эта машина растаяла в синеве, как с двух сторон появилось еще по вертолету. Мы снова насторожились. Они встретились над нами, и у нас отлегло от души: один был американский, другой французский. Пилоты снимали нас с воздуха, но ведь они могли и не только снимать. Мы вошли во внутреннюю область Аденского залива. Слева простиралась северная часть Сомали и фронтовая линия. Справа — Южный Йемен с древним портом Аденом; на границах этой страны тоже было неспокойно.
Норман был за то, чтобы воспользоваться благоприятной позицией и следовать прямо на Баб-эль-Мандебский пролив, чтобы войти в Красное море. Но, поскольку ни одна из стран на берегах этого моря не отозвалась на наши запросы, мы единодушно постановили изменить курс и идти в Джибути, крохотное государство перед проливом, которое предложило нам свое гостеприимство.
Двадцать восьмого марта мы увидели синие горы Африки и ночью правили ориентируясь на береговые огни. Задолго до восхода миновали маяки у входа в гавань Джибути и отдали якорь. А когда рассвело, оказалось, что наш ближайший сосед на рейде — огромный военный корабль. С появлением солнца навстречу нам вышла из порта яхта, и следом за ней мы прошли под парусами между кораблями французского флота в Индийском океане. Древний порт был битком набит военными судами, призванными охранять нейтралитет мини-республики, которой Франция совсем недавно предоставила независимость.
На всех палубах выстроились офицеры и матросы, приветствуя «Тигриса». Я скомандовал: «Убрать паруса!» — и повернул румпель, заходя на стоянку. Норман влез на мачту и, оседлав рею, лихо съехал с ней на палубу; остальные тем временем взялись за гребные весла, шесты и якоря.
По поручению Би-би-си встретить нас и принять наши пленки в Джибути прибыли Брюс Норман и Рой Дэвис. Они привезли из Лондона известие, что мы не сможем зайти в Эфиопию через Красное море. В районе порта Массауа, через который я вывозил заготовленный на озере Тана папирус для «Ра I» и «Ра II» и в котором именно поэтому рассчитывал дней через пять закончить плавание, шли бои между эфиопскими правительственными войсками и сепаратистами. Однако тут же Рой с победным видом вручил мне два письма — одно от посла Йеменской Арабской Республики в Лондоне Мухамеда Абдуллы эль-Эриани, другое от полномочного министра Мухамеда эль-Махадхи. Посол подчеркивал интерес Северного Йемена к нашей экспедиции, горячо желал нам успеха и ссылался на министра. Министр писал: «Могу заверить Вас во всестороннем сотрудничестве, поскольку экспедиция д-ра Т. Хейердала представляет собой замечательнейшее и похвальное предприятие. Искренне Ваш...»
Такое событие следовало отпраздновать. Получалось, что мы можем несколько дней отдохнуть, а потом пройдем через пролив и высадимся в Северном Йемене. Конечно, это не Массауа, другая сторона Красного моря, ну да ладно.
Мы сошли на берег, где нас встретили приветливые черные африканцы, и разместились в отеле «Сиеста». Никогда не забуду роскошную сочную отбивную, от которой меня оторвал телефонный звонок. Новая директива Лондона. «В целях безопасности» Северный Йемен отменил разрешение входить в его воды. На борту «Тигриса» не было даже пистолета, стало быть, они не нас опасались. И вообще, из предыдущих любезных посланий можно было заключить, что йеменцы озабочены не своей, а нашей безопасностью. Тихоходный
Выходит, нам теперь некуда плыть... С научной точки зрения, тот факт, что нам не придется добавить пять дней к экспедиции, длившейся пять месяцев, не играл ровным счетом никакой роли. Но вот ведь что обидно: мы возвратились в свой собственный мир, к современникам — и натолкнулись на плоды двадцати веков прогресса, счет которым ведется от времен миролюбивого моралиста. Вернулись в мир, где прекрасных людей учат убивать друг друга эксперты, владеющие самой изощренной методикой, придуманной человеком на исходе пятого тысячелетия известной нам истории.