Экспедиция. Трилогия

— В твоем мире все же лучше жить?

Он получил в ответ неопределенный вздох и десяток минут молчания; но терпеливо выжидал, как бы требуя ответа.

— Я многое там оставил — поэтому мне лучше вернуться. Здесь я жить смогу, привыкну, а думать все равно буду только о доме.

— Стас, — неуверенно начал Кокорь, — а кабы можно было с вами…?

— Чего?.. Да куда ж мы тебя там денем?

Огонек, зажегшийся было в глазах Кокоря, погас.

— Стало быть — не можно?

— Да можно-то можно, только у нас и так неприятностей будет — вагон и маленькая тележка — если, конечно, вернемся! — а тебе же обживаться надо будет много лет — как нам здесь… оставить тебя одного будет невозможно; и главное — паспорта, — последнее слово Стас сказал по-русски, — у тебя нет. За кого тебя выдать? Hе, не думаю…

— Чего нет? — настала очередь Кокоря удивленно вскинуть брови.

— Паспорта…

Пришлось долго объяснять, зачем нужны «паспорта» — русич отказывался принять это, потому что в его реалиях не было месту общественным образованиям из другого мира. Из мира, которого не увидишь обычным взором.

Через некоторое время краткий привал закончился и все двинулись дальше; Кокорь со Стасом плелись в хвосте неспешно продвигающихся волхвов и дружинников.

21

Тоска как-то наскоро выветрилась из голов неудавшихся исследователей нефтяных скважин — женское общество «после долгого перерыва» заметно их реабилитировало, что было немедленно замеченно и Звягой и воеводой, который, конечно, преследовал свои цели — демографические. Слова этого он знать не мог, но на практике все понимал прекрасно. Женька делал первые скромные шаги, портя заготовки, предоставляемые Звягой. Но кузнец все же был доволен — инженерный ум внес много мелких, но приятных усовершенствований, которые заметно облегчили тяжелый кузнечный труд; Валентин же почти целыми днями занимался языком с Червенькой, и учил ее готовить пельмени — специально для этого занятия из груды походных причиндалов была извлечена мясорубка…

Вскоре ребята занялись превращением «квартиры» в многокомнатку, смастерили мебель. Домашнего обжитого вида им удалось добиться очень быстро — охота пуще неволи.

В один из дней в кузницу заявился Ведмедь, сопровождаемый десятком дружинников, которым, судя по выражению лиц, было невтерпеж. Причина этого нетерпения выяснилась через пару минут.

— Разговор есть, — сообщил воевода.

Женька кивнул Звяге, снял перчатки — которые уже обещал кузнецу подарить — и вышел на улицу.

— В кремль пойдем, там сподручнее говорить-то.

— А чего ребят с собой… таскаешь? — Женька скривился, вспоминая нужное слово.

— Им послушать след. Я Толокно позвал уже — толмачить чтоб.

Женька пожал плечами. Спустя некоторое время после отъезда Стаса к главному волхву он стал замечать странные взгляды местных. И нельзя сказать, что отношение к нему и Вальке особо изменилось после обзаведения «семьями» — как косились люди, так и продолжали.

Поначалу ребята обращали на это внимание, а вскоре перестали — и без того дел появилось много.

По дороге к кремлю к процессии присоединился упомянутый Толокно в любимой щегольской куртке и, как обычно, — довольный собой донельзя.

Он поздоровался с Женькой, посетовал, что «неплохо бы и Вале тоже придти», поскольку старшего его друга то ли недолюбливал, то ли просто не понимал по причине разницы возрастов. Воевода только покачал на это головой:

— Женя больше понимает — в прогрессах-то.

Услышав знакомое уже слово дружинники заметно оживились и начали переговариваться вполголоса, но так, чтобы не слышал ученик кузнеца.

— Так вы про прогресс хотите говорить?

— Hу, не совсем, — уклонился от ответа Ведмедь.

Пришли они все в ту же темную избу, где путешественников расспрашивали в первый раз, после их приезда. Десяток дружинников рассыпался по лавкам и они приготовились слушать.

Воевода, по своему обыкновению, сразу взял «быка за рога»:

— Смута какая-то среди людей, Женя.

Толокно перевел.

— То тут шепоток, то там… Ромил уж голову себе сломал — а не понял в чем тут дело. Дружина все тоже — не в порядке. И каждый на вас смотрит…

«Hу, началось», — обреченно подумал Женька.

— Вот возьми, к примеру, Лютого, — воевода ткнул пальцем в ближайшего к нему дружинника. — И воин хороший и соображает неплохо…

Воин вопросительно глянул на Женьку.

— Да я ж разве сомневаюсь?..

— Hе о том речь веду, — продолжил Ведмедь. — Посмотрел я на это безобразие, которое в нашей Белой Воже творится, и поспрошал людей-то — отчего неспокойно им. И Лютый, и каждый вообще, — прогресс этот хотят.

— Так, а что в этом плохого-то? Саныч… Стас, то есть, он же вам объяснял много всего — разве не хорош прогресс? Развитие там, и вообще.

— Вот я тебя затем позвал. Почему плохо ваше баловство — сейчас скажу… а почему хорошо — почти не видали пока. Hу, хуннов побили — это к месту, за это спаси боги.

— Война, конечно, дело нехорошее, — проговорил Женька, — да только бывает. Представь себе — через сто лет придет какой-нибудь завоеватель. И будет опять — по новой все. А хорошо развитое в техническом отношении государство сможет за себя постоять… и для этого тоже прогресс нужен.