Экспедиция в Лунные Горы

В четверть двенадцатого, заново наложив грим, опять появился Монктон Мильнс и согнал всех своих гостей в музыкальную гостиную, где, к удивлению Бёртона, Флоренс Найтингейл продемонстрировала неожиданное умение играть на пианино, аккомпанируя сестре Рагхавендре, чей голос произвел на присутствующих большое впечатление. Он развлекали гостей до тех пор, пока старинные часы не начали бить полночь. Тут все замолчали, и, дождавшись последнего удара, взялись за руки, Найтингейл начала хоровод, а сестра Рагхавендра запела:

Забыть ли старую любовь
И не грустить о ней?
Забыть ли старую любовь
И дружбу прежних дней? [4]

Гости счастливо подхватили припев:

За дружбу старую - До дна!
За счастье прежних дней!
С тобой мы выпьем, старина,
За счастье прежних дней.

— Побольше кружки приготовь, — разливалась юная певица. — И доверху налей...

— Бог мой! — крикнул кто-то.

— Мы пьем за старую любовь, За дружбу прежних дней.

— О, милосердный боже! — раздался отчаянный голос.

Бёртон оглядел комнату, пока толпа ревела припев:

За дружбу старую - До дна!

За счастье прежних дней!

С тобой мы выпьем...

Песня прекратилась и музыка замолчала, когда женский голос истошно завопил:

— Пожалуйста, Мария, матерь божья, спаси меня!

Исследователь отпустил руки соседей, оттолкнул людей в сторону и бросился к камину. Несколько мужчин стояли у лежащей ничком фигуры. Бендиш! С него сняли маску-череп, и стало видно искаженное жуткой болью лицо, широко раскрытые остекленевшие глаза, изогнувшийся в гримасе ужаса рот. Четверо мужчин с трудом удерживали содрогавшееся в конвульсиях тело. Он корчился и дергался, позвоночник выгнулся, пятки барабанили по полу.

Детектив-инспектор Честон — худой жилистый человек с рыжеватыми пышными усами, закручивавшимися на концах, чьи покрытые лаком волосы разделял аккуратный пробор и обычно безукоризненно одетый, но сейчас нарядившийся одним из Трех Мушкетеров — появился рядом с Бёртоном и пробормотал:

— Припадок. Перебрал. Несдержанность.

— Нет, — сказал Бёртон. — Что-то другое. — Он стал проталкиваться вперед, пока не добрался до Монктона Мильнса, и прошипел: — Выгони всех отсюда.

Хозяин вечера растерянно посмотрел на него:

— Бог мой, и о чем я думаю? Конечно.

Монктон Мильнс повернулся к толпе и громким голосом объявил:

— Леди и джентльмены, к сожалению одному из гостей стало плохо. Пожалуйста, не могли бы вы перейти в другую комнату? Мы должны дать бедняге немного воздуха.

С выражениями сочувствия люди начал уходить.

Чья-то рука схватила Бёртона за локоть. Он повернулся и увидел доктора Джеймса Ханта.

— Сюда, — прошептал врач, и потащил королевского агента к окну, подальше от остальных.

— Что это, Джим? Бендиш, с ним все будет в порядке?

— Нет. В точности наоборот. — Хант зажал зубами нижнюю губу. На его лбу блестел пот.

— Я распознаю эти симптомы в любом состоянии, — прошипел он. — Проклятый стрихнин. Бедолагу отравили!

Бёртон почувствовал, как его колени подогнулись.

— Что?

— Отравили. Намеренно. На вечеринке человек не может выпить стрихнин случайно.

— Ты можешь спасти его?

— Ни малейшей возможности. Он умрет через час.

— Нет! Пожалуйста, Джим, возьми Флоренс Найтингейл и сестру Радхавендру и сделай все, что сможешь.

Хант сжал руку Бёртона и вернулся к умирающему. Королевский агент увидел, как дверном проеме появился Траунс и пошел к нему.

— Избавься от этого смешного костюма. Неприятности.

— Что случилось?

— Убийство, старина, убийство. Кто-то отравил Бендиша.

— Великий боже! Я... ух... я немедленно кликну свои войска. Черт бы побрал эту набивку! Помоги мне с ней, а?

Спустя несколько минут Траунс, Ричард Майен и детектив-инспектор Честон собрали гостей и весь персонал наверху, а командор Криншнамёрти и констебль Бхатти стерегли передние и задние двери Фрайстона, чтобы никто не мог улизнуть.

Изо рта Бендиша шла пена, он еще более дико дергался.

Чарльз Бедлаф, сидевший около ног друга и с ужасом глядевший, как они дергались, посмотрел на Бёртона, когда тот присел на корточки рядом с умирающим.

— Не могу поверить, — прохрипел он, и глаза его наполнились слезами. — Хант сказал, что это яд. Кто мог сделать такое бедняге Тому? Он никогда не сделал никому плохого!

— Не знаю, Чарльз. А что он делал перед тем, как ему стало плохо?

— Пел с остальными из нас. Он был довольно пьян — весь вечер он крал напитки Алджи.

Бёртон повернулся к Джеймсу Ханту. — Не мог ли стрихнин быть в одном из стаканов?

— Да, — кивнул врач. — Это невероятно горький яд, но если человек достаточно пьян, он может проглотить его не почувствовав вкуса.

— Будьте уверены, Том уже почти ничего не ощущал, — вмешался Бедлаф.

Бёртон протиснулся мимо сестры Найтингейл, смачивавшей лоб Бендишу, и положил руку на грудь умирающего.

— Том, — прошептал он.

Потом прочистил горло, встал и жестом попросил Ханта пойти за ним. Они вышли из музыкальной гостиной, вошли в курительную и подошли к столу, стоявшему около эркера.