Экспедиція въ Западную Европу Сатириконцевъ: Южакина, Сандерса, Мифасова и Крысакова

Склонивъ голову на бокъ, Сандерсъ сладко слушалъ…

— О, что за языкъ! «Босявка», оборвался… Почему никто изъ товарищей моихъ не говоритъ такъ по русски? Давно я не слыхалъ отъ нихъ русскаго слова. Вс стараются французить… Русскій! Я желаю васъ выручить, русскій… Вотъ вамъ пять франковъ.

Большіе бульвары.

Крысакова однажды поймали ночью уже на лестнице, въ то время, когда онъ, крадучись, со своимъ распухшимъ, больнымъ чемоданомъ пробирался къ выходу…

— Неужели, господа, вы не можете потерпеть несколькихъ дней? — возмущался я, — до нашего срока отпуска — двухъ месяцевъ — осталось всего шесть сутокъ.

Но въ тотъ же вечеръ, я самъ, подойдя къ открытому окну, увиделъ на небе нашу русскую добродушную луну. И мне захотелось, какъ собаке, положить лапы на подоконникъ, вытянуть кверху голову, да какъ завыть!.. Завыть отъ тоски по нашей несчастной, милой родине…

Въ предыдущихъ очеркахъ я уделялъ наибольшее вниманіе этнографическимъ описаніямъ; Парижъ настолько всемъ известенъ, что я считаю себя вправе заняться, главнымъ образомъ, путешественниками — Мифасовымъ, Крысаковымъ, Сандерсомъ и мною.

Всякій, конечно, былъ веренъ себе: Сандерсъ однажды задремалъ съ булкой въ рукахъ, остановившись на полпути между прилавкомъ и нашимъ столикомъ; онъ-же, заспоривъ какъ-то о томъ: какой изъ двухъ путей, ведущихъ къ Лувру, ближе, — всталъ въ шесть часовъ утра и пошелъ проверять тотъ и другой путь; среди сна все трое были разбужены и оповщены о томъ, какой хорошій, умный человкъ Сандерсъ и какъ онъ всегда бываетъ правъ.

Всякій, конечно, былъ вренъ себ: Мифасовъ посл обда потащилъ насъ въ кафе-шантанъ Марини; онъ же возмутился бшенными цнами на мста въ этомъ учрежденіи; онъ же предложилъ похать въ какой нибудь изъ маленькихъ шантанчиковъ на Севастопольскомъ бульвар, утверждая, что хотя это далеко, но за то дешевизна тамошнихъ кабачковъ баснословная; онъ же, въ отвтъ на наши сомннія, сказалъ, что ему приходилось бывать тамъ и что спорить съ нимъ, опытнымъ кутилой, глупо. «За свои слова я ручаюсь головой». По прізд на мсто выяснилось, что цны въ кафэ-концерт на Севастопольскомъ бульвар, выше цнъ Марини на 40 %.

Всякій, конечно, былъ вренъ себ: шокируя Мифасова и Сандерса, мы съ Крысаковымъ присаживались за столикомъ въ третьеклассномъ кафе, требовали пива, а потомъ Крысаковъ мчался въ телжк, развозившей всякую сндь, покупалъ на 10 су паштета изъ телячьей печенки, на 3 су хлба, и мы устраивали такой пиръ, что вс съ восхищеніемъ глядли на насъ, кром Мифасова и Сандерса.

— Кушайте, — добродушно угощалъ Крысаковъ, похлопывая ладонью по своему паштету. — Битте-дритте.

Долженъ замтить, что паштетомъ питались и наши антагонисты — Мифасовъ и Сандерсъ. Долженъ замтить что и насыщеніе паштетами за 10 су и хлбъ за 3 су и возмущеніе цнами шантана — все это имло подъ собой основательную почву: дло въ томъ, что мы раззорились.

Кто былъ виноватъ въ этомъ? Что было причиной этому: склонность-ли Мифасова къ фенешебельнымъ ресторанамъ, къ «обдамъ подъ гонгъ», страсть-ли Сандерса къ эффектнымъ одеждамъ, покупка-ли массы оружія, которое всякій изъ насъ пріобрлъ для защиты жизни отъ могущихъ посягнуть на нее враговъ? Вроятно, все вмст повредило намъ.

Правда, мы ждали солиднаго перевода на Ліонскій кредитъ и переводъ этотъ долженъ былъ получиться въ Париж 12 іюля. Но 12 іюля банки были закрыты потому, что черезъ два дня предстояло огромное празднованіе 14 іюля — день взятія Бастиліи; 13 іюля банки не открывались потому, что оставался всего одинъ день до 14-го; 14-го праздновали Бастилію; 15-го отпраздновали первый день посл взятія Бастиліи, а 16-го была какая-то генеральная проврка всхъ банковскихъ кассъ; такъ какъ 17-го было воскресенье — то мы, очутившись 11-го безъ денегъ — могли ожидать ихъ получения только 18-го.

Грозный призракъ голода протянулъ къ намъ свои костлявыя, когтистыя лапы.

Первые признаки бдствія выяснились неожиданно: 11-го, іюля, посл роскошнаго завтрака въ ресторан на Итальянскомъ бульвар, мы взяли моторъ и полетли въ Булонскій лсъ.

Сандерсъ былъ задумчивъ. Вдругъ на полдорог онъ хлопнулъ ладонью по доск мотора и съ не свойственной ему энергіей воскликнулъ:

— Стойте! Сколько показываетъ таксометръ?

— 6 франковъ 50.

— Моторъ! Назадъ!

— Что случилось?

И, какь гробовой молотокъ, прозвучали слова Сандерса:

— У насъ всего, 8 франковъ… (общественными суммами завдывалъ Сандерсъ).

Раздались крики ужаса; моторъ повернули и онъ, какъ встникъ бдствія, полетлъ со страшнымъ ревомъ и плачемъ въ городъ!

— Стойте! до дому версты полторы. Дойдемъ пшкомъ, — предложилъ благоразумный Крысаковъ. — Шофферу нужно, конечно, заплатить полнымъ рублемъ, но на чай, въ виду исключительности положенія, не давать; пусть каждый пожметъ ему руку; это все, чмъ мы можемъ располагать.

Вс съ чувствомъ пожали шофферу руку и поплелись домой.

Вечеромъ прибгли къ паштету съ пивомъ, а утромъ, на другой день, Мифасовъ заслъ за большую композицію «Голодающіе въ Индіи».