В эту же ночь был произведен обыск в офицерском собрании, которое артиллерийскому обстрелу не подвергалось, хотя и стояло на видном месте, в центре лагеря. Здесь в кладовых были найдены продукты и вино.Эта находка подкрепила осажденных, солдаты хорошо поужинали и получили по кружке вина.
Третьего сентября с самого утра артиллерия направила огонь по казармам первого и второго полков. Мы перебрались на территорию, которую прежде занимала третья бригада, и укрылись здесь в разрушенных зданиях. Фельтенцы не поняли маневра и продолжали громить помещения первой бригады.
Вечером в офицерском собрании было проведено совещание отрядного комитета с представителями полковых и ротных комитетов. На этом собрании решался вопрос о дальнейших наших действиях.
Глоба первый выступил с речью. Он сказал, что дальше держаться бесполезно. Добившись сдачи третьей бригады, фельтенское начальство еще больше озвереет и уничтожит нас без всякой пощады. Это одно. Второе то, что мы не имеем ни воды, ни продуктов. Голод может заставить солдат или громить местечко ля-Куртин пли пойти в наступление на фельтенцев, что может привести к очень тяжелым последствиям.
– Поэтому, – говорил Глоба, – я полагаю, нам надо сдаться. Это у нас единственный выход из положения… Как передал нам Краснов, мы все намечены в первую категорию. Нас ожидает тяжелое наказание и преследования со стороны озверевшего начальства. Наша судьба наверное уже решена. Мы должны быть готовы стойко встретить новые испытания. Но надо быть благоразумными. Если наш маневр будет открыт, то под развалинами казарм третьей бригады погибнут тысячи . людей. Я уверен, что все мы учтем это и согласимся лучше пожертвовать собой, чем допустить бесцельное уничтожение товарищей. Возможно, что это совещание отрядного комитета с представителями полковых и ротных комитетов первой особой русской бригады будет последним. Поэтому предлагаю: первое – дать клятву друг другу ни в коем случае не брать в руки оружие на французской территории, какие бы меры к нам ни были приняты; второе – провести сегодня же в каждой роте и команде общие собрания солдат и вынести на этих собраниях решения об отказе итти на фронт.
С напряженным вниманием слушали мы речь Глобы, и с каждым словом все ниже опускались наши головы…
Желающих высказаться не нашлось, говорить было нечего. Предложение Глобы наскоро было проголосовано и принято единогласно.
Совещание закрылось, и мы стали расходиться. Лагерь в это время подвергался усиленному пулеметному обстрелу. Фельтенцы заметили свет от керосиновой лампы, горевшей в офицерском собрании, где было наше совещание. Они выпустили по окнам пулеметную ленту, разбили несколько стекол п легко ранили двух участников совещания.
Через час в каждой роте и команде происходили общие собрания, на которых обсуждалось решение отрядного комитета. Солдаты также прекрасно понимали, создавшуюся в ля- Куртине обстановку и беспрекословно согласились с вынесенным решением. Все роты единогласным голосованием подтвердили, что на фронт они ни под каким предлогом не пойдут.
Только пулеметные команды долго и упорно не соглашались сдаться фельтенцам, но в конце концов они также присоединились к решению большинства.
После полуночи мы зарывали трупы еще не похороненных товарищей. Затем спрятали в землю револьверы и ручные гранаты.
Утром четвертого сентября в ля-Куртин приехал гонец с предложением сдаться. Ему заявили, что полки сдаются, и приступили к сборам.
После этого стрельба по лагерю прекратилась.
Покидали ля-Куртин с тяжелым чувством. Целый час шел спор, какая рота должна итти впереди. Указывали на первую, но она отказалась.
– В бой пойдем впереди, -заявили солдаты первой роты,- но сдаваться пойдем последними.
Перед самым выходом, когда уже все роты были выстроены, получилась задержка. Пулеметчики снова уперлись и не хотели выходить. Глоба долго их уговаривал, п наконец они согласились.
Выбитые из лагеря, мы проходили по местечку ля-Куртин. Герои форта Бремон и деревни Курси, когда наступали на немецкие позиции, шли в бой не сгибаясь. Им не страшна была смерть, их ничто не пугало. Теперь же люди плелись с низко опущенными головами, с тяжелым чувством на душе. Каждый думал: неужели все кончено? Неужели опять начнутся издевательства офицеров? Из-под надвинутых на лоб стальных касок блестели злые воспаленные глаза.
Стоявшие на улицах местные жители с грустью провоя^али своих соседей, к которым они так привыкли. Зная, что последние дни мы страдали от жажды, французы выставили около домов ведра с холодной водой. Француженки выносили хлеб, сыр, фрукты, угощая голодных солдат.
На окраине нас встретили вооруженные фельтенцы, среди которых было много подпрапорщиков, фельдфебелей и младших офицеров. Они обыскивали ля-куртинцев, отбирая скрытое в карманах и ранцах оружие.