Экспедиционный корпус

Товарищи обнялись и расцеловались.

Отправляемых не конвоировали, офицеры были уверены, что никто не сбежит. Команду провожал лишь один фельдфебель, который должен был ехать с ней в Россию.

Фельдфебель взобрался на верховую лошадь и, скомандовав «шагом марш», повел за собой по горячему песку двести шестьдесят оборванных и измученных солдат.

*

Из разных мест Северной Африки в порт Алжир собралось около тысячи ля-куртинцев, и из них был сформирован батальон.

Дорогой в Россию с ля-куртинцами обращались хорошо, кормили сносно, никаких обязанностей солдаты не несли. Сделав остановку в Константинополе, пароход направился в Черное море и вскоре причалил к одесскому порту.

Солдаты ожидали какой-то особенной встречи, которую они, как им казалось, заслужили своим трехлетним отсутствием. На ничего подобного не случилось: их приезд в Россию и вступление на родную землю прошли никем не замеченными. Встретивший их офицер не счел нужным даже поздороваться. Он подошел к фельдфебелю и дал ему несколько распоряжений. Тот выстроил батальон и повел в город в казармы.

Ля-куртинцев сводили в баню, выдали им чистое белье, военные брюки, летние гимнастерки и тяжелые ботинки английского образца. В тот же вечер ля-куртинцы из разговоров с местными солдатами узнали многое о действительном положении в России.

Среди солдат гарнизона были насильно мобилизованные, а также захваченные в плен красноармейцы, под страхом расстрела или повешения вынужденные вступить в белогвардейские части. Они с нетерпением ждали отправки на фронт, где надеялись перейти на сторону красных. Умевший прикидываться ничего не понимающим чудаком Михаил Крюков узнал новостей больше всех. С одним бывшим красноармейцем, тульским рабочим Кондрашевым, он очень подружился. Они ежедневно беседовали, вырабатывая план побега. Крюков ввел ля-куртинцев в курс дела, и все они с нетерпением стали ждать отправки на фронт, откуда было решено бежать к красным при малейшей возможности.

Наконец долгожданный день настал. Ля-куртинцев разбили по взводам, влили в разные части и отправили на фронт.

За время пребывания в Одессе, а также в пути на фронт, на железнодорожных станциях, ля-куртинцы видели, как белогвардейцы расправлялись с народом. На одной станции, где ^эшелон остановился на обед, ля-куртинцы были свидетелями, как один офицер бил нагайкой старика-крестьянина за то, что тот вошел в зал первого класса. Крестьянин упал на колени п просил помиловать его. Но офицер продолжал бить его по лицу. Старик закрыл руками глаза и упал ничком на землю. Тогда озверевший офицер начал нагайкой наносить удары по обнаженной шее старика, которую иссек в кровавые рубцы.

Такая же картина представилась ля-куртинцам на другой день. Около вокзала стояло несколько женщин, торговавших молоком. Вышедший из офицерского вагона начальник эшелона приказал женщинам перелить молоко из кринок в ведро, которое его денщик держал в руках. Женщины, выполнив требование, попросили расплатиться, но офицер, не сказав ни слова, начал хлестать их по лицу гуттаперчевым стэком. Женщины, оставив кринки, с визгом бросились бежать.

К месту назначения эшелон прибыл ночью. Полусонных людей вывели из вагонов и отправили в город. По улицам шли •тихо, каждый был так углублен в свои мысли, что не находил •слов для разговора.

Вдруг вдали ухнуло. Люди встрепенулись, все поняли, что :ЭТО за гул.

– Значит, фронт рядом?- проговорил тихо Крюков, обращаясь к шедшему рядом Кондрашеву.

– Как видно, да, – отозвался Кондрашев. – Как, Миша, думаешь, сегодня пойдем на передовые позиции?

– Я думаю, нам дадут дня два пробыть в тылу, чтобы хорошенько изучить местность, – ответил Крюков.

– Это было бы неплохо, мы бы за это время кое-что узнали от местных ?кителей, – заметил Кондрашев.- В незнакомой местности куда пойдешь? Пожалуй, нарвешься на чей-нибудь пулемет.

– Это верно, – сказал Крюков. – Ну, ладно, посмотрим, что дальше будет, тогда и решим.

В этот момент послышалась команда «стой».

– Закуривай! – крикнул офицер.

Через несколько минут подошли остальные части. В продолжение получаса люди стояли, не зная причины задержки. А гул с северной стороны все усиливался, вспышки зарева становились ярче.

– Как видно, крепко жарят из пушек, только не узнаешь кто: белые или красные, -проговорил молодой солдат, недавно мобилизованный и не имевший представления о войне.

– А для тебя что лучше: чтобы наши пушки били или красные? – спросил стоявший рядом подпрапорщик.

– А для меня все равно, чьи бы ни били, лишь бы меня не убили, – ответил солдат.

Подпрапорщик подошел ближе и ударил солдата по щеке. Тот, как сноп, повалился на землю. Подпрапорщик стал его избивать ногами. Солдат застонал. Люди, что были рядом, не выдержали. Один схватил подпрапорщика за шиворот, другой ударил по лицу, кто-то ткнул в бок ножом… Зная, что дело может кончиться плохо для них, солдаты отнесли труп на пустырь и бросили.

Вся эта сцена произошла так быстро и неожиданно, что другие роты об этом ничего не узнали.