Избиение рядовых солдат на станции Иннокентьевская и зверская расправа с унтер-офицерами на станции Манчжурия еще больше озлобили людей против офицеров.
Далее нас привезли в Харбин, где мы стояли пять суток. Здесь было гораздо теплее, чем в Сибири, и солдаты прогуливались по станции. Водка и спирт в Харбине продавались свободно. Пьянствовали многие офицеры. Не отставали и солдаты. По ночам из вагонов летели пустые бутылки, и на месте стоянки образовалась куча битого стекла.
Где-то в городе солдаты избили любимца Иванова — фельдфебеля четвертой роты Гука, прославившегося мордобойством. В другом месте досталось поручику Бибикову. Солдаты вырвали у него шашку и поломали ее. Несмотря на принятые Ивановым меры, установить личность солдат, избивших Бибикова и Гука, не удалось.
На другой день после отъезда из Харбина эшелон прибыл на станцию Куа Чен-цзы. Здесь было много японских солдат, которые встретили нас любезно, угощали сигаретами и мандаринами. Нас пересадили в японский поезд. Длинные товарные вагоны типа американских оказались неприспособленными к перевозке людей, и нам пришлось располагаться на полу на цыновках.
Во время проезда от станции Куа Чен-цзы до порта Дайрен наши офицеры были вежливы, не ругались, иногда даже перекидывались с нами несколькими словами. Кормили лучше. Начальство старалось показать японцам, что у него все гладко. Не раз японские офицеры в сопровождении русских осматривали наши вагоны. Все японцы говорили по-русски.
Наконец нас привезли в порт Дайрен. Утомительный путь закончился. Последние километры поезд шел тихо вдоль берега. Солдаты сбились в дверях, всматриваясь в бушующие волны Желтого моря. Многие из нас, в том числе и я, первый раз в жизни видели море.
На месте остановки поезда нас ожидал японский почетный караул. Японский военный оркестр заиграл марш. По команде ротных командиров мы выскочили из вагонов и выстроились. С правого фланга показалась группа русских и японских офицеров во главе с полковником Дьяконовым и японским генерал-губернатором.
Маленький, с выпяченными вперед желтыми зубами, генерал-губернатор долго стоял на правом фланге полка перед развернутым полковым знаменем, которое держал знаменщик Василий Сабанцев. Голова Сабанцева была на одном уровне с древком знамени, и трудно было понять, на что смотрит генерал — на знамя или на знаменщика. Богатырская фигура Сабанцева, рост которого равнялся трем аршинам и двум вершкам, удивляла всех. Японский генерал был ошеломлен.
Подойдя вплотную к Сабанцеву, он приподнялся на носки и долго глядел на подбородок вытянувшегося в струнку знаменщика, при этом генерал так запрокинул голову, что его фуражка еле-еле держалась на голове, а поднявшийся вверх козырек фуражки был на одном уровне с поясным ремнем Сабанцева.
Осмотрев подбородок Сабанцева, генерал, постепенно опуская вниз голову, тщательно начал осматривать руки и шинель знаменщика, которая была сшита в Самаре по особому заказу, так как ни одна готовая шинель с военных складов Сабанцеву не годилась.
Дольше всего генерал смотрел на ступни ног знаменщика. А на эти ноги действительно стоило посмотреть. Длина следа у Сабанцева, без всякого преувеличения, была равна девяти вершкам, или сорока сантиметрам. Сапоги для него также были сшиты по специальному заказу. Хозяйственной части полка было немало хлопот. Прежде чем сшить сапоги, пришлось делать специальные колодки, так как ни одни колодки у самарских сапожников и в магазинах города не подходили.
Осмотрев сапоги, генерал покачал от удивления головой и рассмеялся. Он снова приподнялся на носки и, вытянув вверх руку, хотел потрепать подбородок русского великана. Но не тут-то было. Вытянутая рука японца лишь пальцем могла касаться второй сверху пуговицы на шинели знаменщика, и, несмотря на все попытки, генерал не мог достать до подбородка Сабанцева.
Сопровождавшие генерала японские офицеры в свою очередь долго с удивлением, улыбаясь, осматривали великана Сабанцева.
Официальная часть встречи русских с японцами на этом была закончена. Офицеры уехали на автомашинах в город, откуда возвратились лишь на следующий день к вечеру с опухшими от пьянки лицами.
Оставшись одни, мы бродили по порту, беседуя с японскими солдатами, которые так же, как и их генерал, немало удивлялись Сабанцеву. Они подходили к нему группами, закидывали назад голову и старались тщательнее рассмотреть его. Многие пытались достать его руки, которые он вытягивал в стороны, держа на уровне плеч, но этого ни одному японцу не удалось.
Японские офицеры и гражданские фотографы беспрерывно щелкали фотоаппаратами, стараясь заснять Сабанцева, и в конце концов так ему надоели, что он плюнул и спрятался подальше от любопытных.