Вид первого человека, поднявшегося по лестнице, поверг меня в изумление. Это была женщина лет пятидесяти, и хоть я не знала ее лично, лицо ее было мне хорошо знакомо. Франциска Шееле долгие годы оставалась одной из самых известных ведущих на государственных телеканалах; сколько же раз она появлялась в наших кухнях и гостиных. На моей памяти Франциска Шееле вела самые популярные политические передачи, которые передавали по воскресеньям вечером; она брала интервью, наверное, у всех ведущих политиков Союза. В реальности Франциска выглядела гораздо более хрупкой, чем по телевизору, – высокая, очень худая, как мальчишка-подросток, и какая-то прелестно-потрепанная, словно стареющая писательница. Черные волосы, зачесанные назад и стянутые в тугой пучок, были совсем как на экране; теплое, непромокаемое темно-зеленое пальто с меховым воротником словно было сшито на заказ для охоты в каком-нибудь загородном поместье. Преодолевая последнюю ступеньку, Франциска протянула узкую руку (кольца, красивый маникюр), словно считала само собой разумеющимся, что кто-нибудь бросится вперед и поможет ей подняться; секретарь так и сделал.
Вторым поднялся мужчина, ровесник Франциски Шееле. На нем была продуманно дорогая, свободного стиля одежда: яркие кроссовки, кепка, импортные джинсы и что-то вроде стеганого жилета; он походил на принца-консорта из старой Западной Европы. Его лицо тоже показалось мне знакомым, хотя опознать его я не смогла. Я предположила, что он из руководства какой-нибудь крупной торговой компании – я как будто видела его фотографии на розоватых экономических вкладках в ежедневных газетах.
Третьим оказался пожилой, лет семидесяти, мужчина; помню, я удивилась – что за должность такая, если для нее рассматривают кандидатуру пенсионера, который едва может подняться по лестнице. Но когда он, здороваясь, протянул руку для пожатия, то показался мне юношей в теле старика. Белые волосы и морщинистое лицо были гораздо больше отягощены годами, чем его взгляд – любопытный и ясный. Взгляд мальчишки. А у меня, успела я подумать, в точности наоборот. Через мои глазные впадины на мир смотрела старуха.
Потом появилась еще одна женщина – я определила ее как свою ровесницу. Она взбиралась по лестнице без труда, движения ее рук были точны и уверенны. Аккуратная, чистая, ботинки на низком каблуке, практичная короткая стрижка. Я предположила, что она какая-нибудь начальница в администрации – не слишком высокого ранга, но и не слишком низкого. И в тот момент, когда я здоровалась с ней, последние ступеньки преодолел седьмой и последний участник эксперимента. У меня перехватило дыхание.
Это был Генри.
Генри