Эксперимент «Исола»

После того репортажа я вдруг стал видеть Анну Франсис постоянно. Какая-то вечерняя газета включила ее в список опроса “НА НИХ ДЕРЖИТСЯ СОЮЗ: голосуйте за женщину-вдохновительницу года”, и многие проголосовали за нее. (Победила, что удивительно, какая-то принцесса, унаследовавшая свой давно уже бессмысленный титул.) Я продолжал внимательно отслеживать новости об Анне. Читал все, что о ней писали, смотрел все телепередачи, на самых разных экранах изучал ее угловатое лицо, вычитывал ее имя – слишком часто. Разумеется, меня впечатляли результаты ее труда, но дело было не только в этом. Я ловил себя на том, что ищу проколы и слабые места, ищу признаки того, что она потерпела неудачу, сделала неверный шаг, разозлила кого-то или на нее хотя бы плеснули дерьма в редакционной колонке или передовице. Еще я обнаружил, что подолгу размышляю (в основном по ночам, когда не мог уснуть), правильно или неправильно было с моей стороны отказываться от проекта, в который Анна меня позвала. И хотя я неизменно заключал, что принятое мной решение было разумным, на душе скребли кошки. Я рассудил верно, она – неверно, по всем вводным задачи, и все же Анна каким-то поразительным образом вышла победительницей.

Моему интересу к Анне Франсис способствовало и то, что моя собственная гражданская карьера застопорилась после того, как я покинул отдел. На новом месте у меня, конечно, была должность повнушительнее и зарплата повыше, но сама работа оказалась чисто административной, однообразной, шаблонной и часто бывала скучной. То, что казалось шагом наверх, в красивый кабинет, на деле оказалось шагом в сторону, чуть дальше по длинному серому коридору. Когда я спрашивал об обещанных мне более интересных поручениях, большей ответственности и влиянии, моя начальница отводила глаза и равнодушно улыбалась, что, по моим предположениям, означало: ей все равно. Ощущение, что я увяз в существовании, оказалось неожиданно сильным. Раньше я размеренно двигался вверх, получал предложения и от военных, и от гражданских. Я много и упорно работал, и этот труд был осмысленным. Теперь смысл вдруг пропал. Недовольство укоренилось в самом моем теле. Я начал полнеть – полкило, еще полкило; в зеркале я видел, как черты моего лица постепенно теряют резкость, все заметнее оплывают. Линия подбородка начала сливаться с шеей, шея перетекала в плечи. Сам того не замечая, я все чаще ездил на работу на машине, все чаще оставался дома по вечерам. Так продолжалось до тех пор, пока я не понял, что происходит. Тогда я взялся за себя и начал бегать. Километр за километром, вечер за вечером я мерил улицы, описывая круги все дальше от дома. Одинокие вечера: громкая музыка в ушах, пустые темные кварталы, встречные – одинокие собачники или группки курящих тайком подростков, по трое на лесной опушке, да машина-другая, фары разрезают темноту между уличными фонарями. Килограммы слетели с меня, вернулась прежняя стройность. Я начал внимательнее относиться к тому, что ем, читал рецепты и изучал питательную ценность продуктов, покупал полезное и расписывал себе меню на неделю. Я взвешивал и измерял себя всеми мыслимыми способами, завел весы, которые высчитывали процент жира в теле, следил за частотой сердечных ударов и влажностью воздуха, чертил диаграммы и наконец смог констатировать, что никогда еще не был в такой хорошей форме, даже в годы военной службы, и все шло хорошо, пока я не осознал, что это никуда меня не привело. Сколько бы я ни бегал, я оставался все на том же месте – в своем кабинете, в своем сером коридоре. После увольнения из армии я был решительно настроен как можно меньше вовлекаться в то или иное дело. Я воздерживался от слишком близкого знакомства с соседями и коллегами, не желал ни домашних животных, ни семьи, избегал любых других обязательств, которые требовали бы моего участия, когда мне этого не хотелось. Я зарабатывал достаточно и мог позволить себе приплачивать (не вполне законно) за уборку дома, свежие фрукты и готовую еду, у меня имелся собственный генератор, который запускался, когда отключали электричество, время от времени я покупал заграничное спиртное. Максимум комфорта, минимум конфликтов. Я был независим, ничем не связан, не имел ни обязательств, ни отношений, которые бы меня ограничивали. Я мог работать допоздна и сколько хотел, мог посвящать все выходные своим хобби – и никто не возражал. Я всегда считал такой образ жизни идеальным, а теперь вдруг оказалось, что этого недостаточно. У меня было чувство, что меня кто-то обманул, но я не знал – кто.