Эксперимент «Исола»

Проект, от которого Генри отказался, обернулся – несмотря ни на что и совершенно неожиданно – успехом. Каким-то образом – вероятно, чтобы утереть нос моему презираемому шефу (а может, и Генри) – я умудрилась выполнить его в поставленные сроки, не выйдя за рамки бюджета и с желаемым результатом. Более того: когда работы по оказанию гуманитарной помощи уже велись, я и часть моей команды поехали в Кызылкум, чтобы проверить, все ли идет по плану. Предполагалось, что мы съездим туда всего один раз, но потом нас попросили вернуться, и еще раз вернуться; время нашего пребывания там все увеличивалось, и наконец я обнаружила, что руковожу проектом на месте и согласовываю все действия с военными. Когда противоречия между кланами усилились, безопасность просела и в районе стало тревожно, мы вдруг оказались единственной гуманитарной миссией на этой земле. Военные там, конечно, тоже были, но местное население их боялось, и не без причин. Так что местные пошли к нам, и вместо того, чтобы руководить раздачей гуманитарной помощи, я организовала еще и лагерь для беженцев, который рос с каждым днем, а я, к сожалению, понятия не имела, что с этим делать. Ничто в моей жизни не готовило меня к подобному, к этому наплыву отчаявшихся людей, единственным имуществом которых было то, что на них надето. Обещанных подкрепления и помощи или вовсе не было, или нам присылали какие-то жалкие крохи.

Я пыталась компенсировать недостаток знаний и опыта тем, что работала на износ. Сначала – целыми днями, а потом и по ночам. Как оказалось, не зря. Я словно обнаружила внутри себя депозит, который до сей поры оставался нетронутым, а суммы на нем лежали громадные. Я делала вещи, которые раньше считала для себя неподъемными, снимала со своего внутреннего счета сумму за суммой – и слишком поздно поняла, какова цена этой расточительности. Но в те дни у меня просто не было времени для раздумий. Значение имел только результат. И я, и другие продолжали работать, мы урабатывались до того, что в глазах двоилось, – и вдруг обнаружили, что издалека на нас смотрят, как на героев. К нам потянулись журналисты, они задавали вопросы и уезжали в бронированных машинах. Иногда ненадежная почта доставляла газеты, в которых мы читали о наших же беспримерных деяниях, и какими нелепыми казались хвалебные слова, когда мы, стоя по колено в грязи, пытались объяснить людям, почему нет еды и почему мы не можем помочь им. Но все продолжалось. Нас награждали знаками отличия, на нас обращала внимание пресса. Моего юного шефа перевели с повышением в другой отдел, сама я становилась знаменитостью. Каждая моя поездка домой оказывалась хуже предыдущей. Меня приглашали участвовать в теле– и радиопередачах, сначала в качестве эксперта по Кызылкуму, потом интерес ведущих распространился на мою собственную персону. Один из двух государственных новостных порталов объявил меня “героем Союза”. Я получала приглашения – готовить еду со звездными телеповарами, позволять именитым дизайнерам уродовать мою гостиную, оказаться в кадрах трансляций с торжественных концертов и партийных мероприятий, пройти по красной ковровой дорожке. Я всегда отказывалась. Быть кем-то, кого все знают, оказалось страшно, и с каким облегчением я уезжала назад, в катастрофу, хотя теперь это выглядит странно.