Эксперт № 22 (2014)

Едва ли Америка рвется понатыкать ракет под Киевом, едва ли Евросоюз страждет навесить себе на шею еще 45 миллионов безработных. Но у России было два десятилетия на то, чтобы обезвредить арсенал социальных проблем крупнейшего обломка Союза, цивилизованно интегрировать его в международно признанную систему безопасности. И что теперь прикажете делать соседям, когда из рванувшего вулкана поперла социальная лава? Ждать, пока оттуда повалят миллионы беженцев, повылезут сотни тысяч наемников и тысячи террористов?

Есть сходство между трагическими фигурами Батисты и Януковича.

Франклину Рузвельту приписывают фразу, сказанную им в адрес то ли Трухильо, то ли Сомосы: «Он может быть и сукин сын, но это наш сукин сын».

Но если это ваш сукин сын, будьте добры держать его в рамках. А не можете — так будьте готовы выносить его социальные экскременты. Любой сукин сын сколько-нибудь заметного масштаба, будучи оставлен без присмотра, из локальной занозы быстро превращается в глобальный волдырь. Если же это сукин сын с принципами — на сцене не замедлит появиться клон неистребимого Гаврилы.

Политика безопасности уже немыслима без принципов глобального антикризисного консенсуса и взаимного признания зон ответственности. Принципы иного рода, закономерности функционирования общественных институтов лежат в основе социальной инженерии, образуют фундамент технологии роста. Где первые принципы пытаются обойтись без вторых — грядет Гаврило Принцип.              

В ожидании короля Вячеслав Суриков

Юрий Любимов сконструировал «Школу жен» таким образом, что комическая опера стала его глубоко личным высказыванием на тему отношений художника и власти. Причем высказыванием противоречивым: текст либретто и само действие возвышают художника, музыка же оставляет приоритет за властью

section class="box-today"

Сюжеты

Опера:

Уроки балета

Быстрый старт

/section section class="tags"

Теги

Опера

Театр

Культура

/section

Идея оперы-буфф принадлежит Юрию Любимову, им же написано либретто, в котором легко узнаются тексты Михаила Булгакова, Козьмы Пруткова и самого Мольера. Музыку к поставленной в «Новой опере» «Школе жен» написал Владимир Мартынов. Любимов прошел огонь, воду и медные трубы и достиг всех возвышающихся в театральном мире вершин, никогда не позволяя себе идти на компромиссы. Мартынов, принадлежа к плеяде выдающихся советских композиторов, наиболее ярко проявивших себя в середине семидесятых, всегда сознательно дистанцировался от мейнстрима и прошел путь сложной рефлексии, которая вылилась в провозглашение им конца времени композиторов.

figure class="banner-right"

figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure

Любимов выводит на сцену булгаковского Мольера — театрального гения, осаждаемого капризными актерами и затравленного «неистовыми ревнителями» божественной королевской власти. Герой проводит два часа в ожидании короля, пожелавшего развлечься театральным представлением. За это время его отношение к монаршей особе меняется в диапазоне от страха до преклонения. Мольер негодует, чувствует себя униженным, его раздирают внутренние обиды, он заочно дерзит королю и тут же пресекает попытки актеров следовать его примеру. Итог его метаний подводит монолог из «Кабалы святош»: «Муза моя, о лукавая Талия…» Финальная фраза «Но я славен уж тем, что играл в твое время, Людовик Великий, французский король!» в устах оперного Мольера звучит без всякой фальши. Он искренне прославляет короля, который так и не появился, а возник лишь как фантом в общем ряду комических персонажей. Это тот самый акцент, поставленный, скорее всего, непосредственно Любимовым.

Мольер (Дмитрий Орлов) — единственный, кто играет почти без подчеркнуто комического грима — сильно завышенного лба с помощью искусственных накладок и взбитых причесок. Любимов настаивает на том, что именно Мольер — творец образа эпохи, он — ключевая фигура, он — истинное Солнце Франции . Его коленопреклоненная позиция перед королем временна и противоестественна, придет время, и преклоняться будут перед ним, а не перед Людовиком. По мнению Мартынова, «великого художника не бывает без великого заказчика». В своих текстах и интервью композитор неоднократно подчеркивал, что «Боттичелли не было бы без Лоренцо Великолепного, Леонардо — без Франциска I, а Дюрера — без императора Максимилиана. Исчезает великий заказчик — и вместе с ним исчезает великий художник». Даже декламация прутковского «Проекта о введении единомыслия в России» в исполнении мещанина во дворянстве, только что сделавшего для себя открытие, что он всю жизнь говорил прозой, завершается торжественным хором, провозглашающим необходимость обуздать «пагубную наклонность человеческого разума обсуждать все происходящее» и направить его на «исключительно служение отечеству и власти».

Фото Марии Плешковой