Читаем Эксперт № 29 (2013) полностью

Точнее, так: в силу отсутствия очевидного сюжета и определенной — несмотря на некоторые сдвиги в хронологии — линейности повествования имеет смысл говорить не о сюжете, наверное, а о «происходящем». Происходящее представляет собой отрезок жизни главы пресс-центра префектуры некоего Восточно-Южного округа (временные рамки определены довольно точно — в конце книги упоминаются случившиеся в тот момент похороны Ельцина). В жизни этой параллельно двигаются две истории — история борьбы героя за право общаться со своей дочерью после развода с женой (тема, несмотря на простоту звучания, капитальная) и описание, так сказать, его рабочих будней в префектуре, куда был назначен новый префект, которого все окружающие за глаза зовут вполне исчерпывающе — Монстр. Тут надо сразу понимать, что эта часть повествования — штука предельно идеологически заряженная и введенная в очень узнаваемый контекст, Терехов писал книгу на материале, известном ему из первых рук по собственной работе в аналогичном пресс-центре. Нового префекта поставил мэр, с одной лишь целью — доворовать все в усиленном темпе, так как мэра, по слухам, собрался снимать президент (аналогия тут единственная, да, с учетом того, что распоряжается особенно удалым воровством жена мэра) — и в этом состоит суть производственного конфликта. Монстр намеренно лишен каких-то человеческих черт, зато наделен очень красноречивой манией гигиены и чистоты; все его подчиненные дрожат за свои места, сдают друг друга, словом, производят весь тот набор действий, который обычно характеризует американские корпоративные триллеры; роман Терехова, однако, не триллер, а психологическая драма — его интересуют не причины и следствия, а мотивации и установки, а также — не побоюсь сказать — этическая и психологическая основы структур власти. К этому вопросу можно подойти как философ, социолог или моралист; Терехов выбирает последний вариант, и вот тут начинают возникать очень узнаваемые проблемы.


Собственно, проблемы

Схема действия познается весьма быстро: любой участник власти (включая главного героя) заведомый, без особой рефлексии, вор. Состояние это онтологическое — не воров тут просто нет; вся, прошу прощения, «вертикаль власти» держится на «заносах», и главный производственный вопрос тут один: кому и сколько. Прочность сцеплений этой системы Терехов показывает довольно ярким, хотя и не очень элегантным примером. Один из второстепенных героев, мент, рассказывает главному герою о том, что, по его подсчетам, будет, если Путин снимет Шаймиева, — подсчет этот через большое число сдвигающихся на один шаг звеньев коррупции выводит его на то, что тогда потеряет работу его враг, участковый соседнего отделения, который кормится там, где хочет кормиться ведущий подсчеты. То есть антураж понятен, реквизиты расставлены, пора запускать пьесу.

Но тут выясняется, что пьесы нет.

Вместо нее, страница за страницей, все те же, уже описанные люди, к которым подключаются все новые и новые, продолжают воровать, коррупционировать и вообще делать гадости. Ощущение становится сначала немного комическим, так как коррупционеры тут коррупционируют точно по писаному, так, как им положено коррупционировать в представлении газет и обывателя. Потом из комического чувства рождается другое, а именно чувство, что схема дожимается намеренно и натужно, так, что не может не стать нечестной, как и любой костыль, — лично я сломался на том моменте, когда некий медицинский профессор, показывая отцу на УЗИ ребенка в утробе матери, предпринимает все усилия, чтобы понравиться клиенту и тем заработать лишнего: практически пол ребенка готов поменять, если это поможет, вот так примерно: «— Да. Девочка. — последняя возможность заработать: — Хотите послушать, как бьется ее сердце?» А уж когда в ход идет продажный батюшка (в бане!), то становится совсем грустно: не то чтобы в непродажность батюшек верилось как-то особо, но в сложившемся контексте это выглядит уже просто очевидным ходом по кратчайшей; а в литературе коротких путей все-таки не бывает, и без батюшки, честное слово, можно было бы и обойтись, тем более что ни за чем больше тут он вовсе не нужен.

Перейти на страницу:

Все книги серии Журнал «Эксперт»

Похожие книги

1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

История / Образование и наука / Публицистика
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука