Эксперт по убийствам

— Что в последнее время у Обри появились трудности. Полно было всяких свар из-за контрактов, гастролей и ролей. Многие на Обри обозлились, а с Джоном Терри он вообще рассорился вдрызг. И еще мисс Бомонт слышала — и это подходит к вашей идее, сэр, — что сегодня Обри за что-то взъярился на Хедли Уайта, она только не знает за что. Да и сама мисс Бомонт в последнее время не раз спорила с продюсером — она честно в этом призналась.

— Она, наверное, как раз ситуацию в театре имела в виду, когда сказала, что Обри не заслужил того, что с ним случилось: то есть он многих восстановил против себя, но не до смертоубийства. А Лидия не упомянула некую Маккракен?

— Упомянула, сэр. Эсме Маккракен — помощник режиссера. В театре есть такая традиция: в конце спектакля трое актеров поднимают бокалы за успех, а мисс Маккракен организует стол. По мне, так они ищут лишний повод выпить. Так вот, мисс Бомонт сказала, что сегодня было по-другому, потому что к ним присоединился Обри, и получилось все довольно мерзко.

— Лидия это сама видела или просто от кого-то слышала?

— Сама видела. Они выпивают перед тем, как все выходят на поклон, так что мисс Бомонт находилась за кулисами.

— И вы говорите, что стол для этих актеров всегда готовит Маккракен?

— Она или Уайт — тот из них, кто дежурит. А почему вы о ней спрашиваете?

Пенроуз указал на пачку писем, найденных им в ящике стола:

— Это все от нее. Из того, что я понял, она себя воображает драматургом. Поначалу она писала очень вежливо: просила прочитать ее пьесы и рассмотреть их к постановке. А Обри, видно, их игнорировал, потому что скоро от ее почтительности не осталось и следа: Маккракен начала критиковать все его постановки и сомневаться, что он вообще разбирается в пьесах. Она очень высокого мнения о своем таланте, а всех остальных в грош не ставит, но особенно ядовито отзывается о «Ричарде из Бордо» и о том, сколько он приносит дохода, — Маккракен обвиняет Обри в том, что у него душа не артиста, а коммерсанта. Удивительно, что он от нее не избавился; я, например, вовсе не уверен, что стал бы держать работника, который меня забрасывает такого рода письмами. У нее просто какая-то мания, а то и хуже. — Он протянул письма Биллу. — Все они написаны в течение трех месяцев, а последнее датировано сегодняшним днем. В конце его Маккракен совсем распоясалась, понаписав кучу всяких гадостей, и предупредила Обри: мол, он пожалеет, что не относится к ней всерьез. Может быть, она таким письмом просто пытается обратить на себя внимание, а может, это была угроза, и, судя потому, что случилось сегодня вечером, я склоняюсь к последнему.

Ну и дела, — протянул Фоллоуфилд, просматривая письма. — Ну что ж, добавлю ее в список подозреваемых, вместе с Уайтом и Симмонсом.

И правильно сделаете, особенно после того, что вы мне рассказали о возлияниях после спектакля. Могу поспорить, что Обри отравился именно тем, что тогда выпил.

— Я тоже так думаю, сэр. Я заглянул мельком за кулисы, и приборы все еще на столе. До прибытия криминалистов я оставил там дежурить молодого Амстронга. Он хороший парень, всегда делает, как ему велено. Жалко, что это не Амстронг дежурил на улице, когда Уайт продавал свои театральные билеты.

— Спасибо, Билл, ты молодчина.

— Я только не понимаю, зачем Маккракен было убивать Элспет.

Пенроуз на минуту задумался.

— Конечно, понять, почему убили Обри намного проще — в его положении легко нажить врагов, но убийство Элспет превращает «Ричарда из Бордо» в посмешище, а в этих письмах более чем достаточно доказательств того, как Маккракен ненавидела эту пьесу и презирала Джозефину. И еще не побоюсь сказать, что тот, кто пишет такого рода письма, — человек злобный и может пойти на любые крайности. До убийства Обри я считал, что Элспет скорее всего стала жертвой ошибки преступника, а ее убийца метил в Джозефину. Теперь же я склоняюсь к тому, что девушку убили вполне сознательно и связь между этими двумя преступлениями, безусловно, есть и хотя бы отчасти касается театральной сферы. Но мы отвлекаемся от запертой двери. Вы уже говорили со швейцаром?

— Да, и он клянется, что никто, кроме Обри, мисс Бомонт и вас, по этой лестнице не поднимался. К тому времени, как нашли тело, все остальные, включая актеров и других работников театра, либо уже вышли через служебный вход на улицу, либо ждали внизу вместе с вами. Похоже, в этом ничего особенного нет. Швейцар говорит, что после спектакля никто надолго не задерживается и Обри обычно остается в здании последним.

— Тогда, выходит, об убийстве, никто не должен был знать. Кроме, разумеется, одного человека. Кто же тогда запер дверь?

— Идемте со мной, сэр, я вам что-то покажу.

Пенроуз вышел из кабинета Обри и несколько растерянно поплелся по коридору вслед за Фоллоуфилдом.

— Вы опять, Билл, читали Джона Диксона Карра?[20]

Фоллоуфилд улыбнулся:

— Думаю, что тут все не так сложно, как у него. Вы никогда не обращали внимания на мостик над Сент-Мартинс-корт?

Пенроуз сразу сообразил, что имеет в виду сержант.

— Да-да, он ведь соединяет «Новый» и «Уиндхем»!