Экспертиза любви

Экспертов в танатологическом отделении, не считая заведующего, было четверо. Столько же было и наверху экспертов-гистологов. Но если все танатологи помещались в одной просторной комнате, больше напоминающей танцевальный зал, то дамы-гистологи (а мужчин в это царство микроскопов и разноцветных стеклышек работать не допускали) предпочитали селиться, как мышки-норушки, — каждая в маленькой аккуратненькой комнатке. Комнатки были с розовыми широкими жалюзи на окнах, со множеством горшочков с фиалками на подоконниках, с уютными крошечными столиками для чая и с прекрасными микроскопами (хвала Хачмамедову) на рабочих столах.

За оборудование для гистологии все говорили Хачеку отдельное спасибо. Современный микроскоп лишь отдаленно напоминал изгибом ручки тот похожий на холку кабанчика прибор, которым до сих пор пользуются в школах и в непрофильных вузах. Точно такая же старинная рухлядь, кстати, стояла сейчас и на Ленином столе на кафедре судебной медицины этажом выше. Но в отделении гистологии эксперты пользовались чудесами современных технологий — прекрасной оптикой, удобными окулярами и раздвижными по высоте столиками, которые не способствуют развитию остеохондроза у смотрящих в эти микроскопические миры. Объяснялась такая щедрость Хачмамедова просто. При всей вульгарности его манер Хачек был человек совсем не глупый. И он уже давно понял, что все эксперты за секционным столом могут решить гораздо меньше задач, чем одна, как он выражался, «обученная клуша», вооруженная хорошим микроскопом. Проблема была лишь в том, что обучиться видеть все разновидности проблем даже в хороший микроскоп было совсем не так просто. Поэтому «клуши» в Бюро ценились, в обиду Хачек их не давал, хотя весь их карамельно-фиалковый мир на дух не терпел и при случае не уставал с ними спорить и их критиковать. Делал же он это специально — для лучшей управляемости. Потому что, несмотря на то что официально отделение гистологии являлось вспомогательным подразделением танатологического отдела и подчинялось непосредственно Хачеку, карамельно-фиалковые дамы Хачека нисколько не боялись, держались вместе и дружно отстаивали свои мнения. Владимир же Александрович в глубине души их уважал, хотя виду не показывал, а время от времени наводил на дам ужас и расстройство тем, что постоянно то отбирал, то даровал им дополнительные ставки. Главным же поводом для «публичной порки» и последующего за ней наказания рублем было то, что внешне такие домашние, ручные, разговаривающие вежливыми тихими голосами и нюхающие фиалки дамы никогда не шли на поводу у Хачмамедова.

Дверь в кабинет Беллы Львовны была открыта.

«Похоже, меня сегодня ждут все», — мрачно подумал Попов, наблюдая, как Беллочка даже не улыбнулась, когда он появился в дверях, а только поерзала на своем высоком троне, поудобнее пристраивая ногу на табуретке.

— Что, Сашенька, прочитал заключение? — Беллочкины тонкие, скрюченные и извитые пальцы вытянули из почти новой пачки сигарету. Саша взял со стола спичечный коробок, дал Беллочке прикурить, придвинул к ней пепельницу из оранжево-коричневой яшмы. Белла Львовна с удовольствием затянулась, выпустила дым из элегантно вырезанных ноздрей, прикрыла пергаментные веки.

— Я по этому поводу и пришел.

— Ну, тогда садись в кресло. — И Беллочка царственным жестом показала ему на старинное кресло, стоящее в углу ее крошечного кабинетика. Белла Львовна тем временем скрюченной своей лапкой с накрашенными перламутровым лаком ногтями взяла из отдельной кучки картонную папку со стеклами, стала их слегка передвигать, как бы примериваясь, играя.

— Ну, Сашенька?

— Белла Львовна, я хотел уточнить…

Маламуд откинула назад свою крупную голову с крашеными золотистыми волосами, поежилась, подтянула повыше толстый воротник вязаного свитера — по моде шестидесятых, теперь опять вернувшейся, — прикрыла веки.

— Белла Львовна, в направлении я указал, что на теле было обнаружено двадцать три раны, ни одна из которых не была проникающей. Но кровотечение все-таки было…

— В каком объеме кровотечение? — Веки Беллы Львовны слегка дрогнули и приподнялись. Светло-коричневые глаза с пестрым рисунком радужки — на белковой оболочке сероватые пятна, какие бывают у стариков, — выкатились из-под век и остановились на Сашином лице. Глаза Беллы Львовны в молодости, вероятно, были необыкновенной красоты, теперь же они с непривычки производили ужасающее впечатление. От этих глаз хотелось спрятаться. Казалось, они проникали и сразу считывали все твое существо — тайные мысли, детские прегрешения, взрослые обиды. Саша при взгляде Беллы Львовны всегда терялся.

— Я не могу точно сказать. Дно колотых ран пропитано кровью, а в резаных — кровотечение должно было бы быть наружным. Как сосчитать кровопотерю в этом случае — я не знаю. Но я ожидал, что вы мне опишите гистологические признаки малокровия внутренних органов. Тогда бы я на этом выстроил диагноз.

Белла Львовна с сомнением растянула в иронической улыбке свои бледные губы и не произнесла ни слова.