ЭКСПО-58

— Ну, конечно. Но это же просто муляж! Впечатляет, конечно, но для ученых не представляет ни малейшего интереса.

— Разумеется, муляж. Так же, как и ваш спутник в советском павильоне.

— Вы правы. Никто не хочет выдавать своих секретов. Да и с какой стати? Было бы глупо выставлять оригиналы. Так что ничего не изменилось: Запад и Восток ведут себя по старинке. Хотя именно вы настаиваете на моральном превосходстве, будто вы — другие, а не такие же, как мы.

— Но мы действительно другие!

— Докажите.

— Каким образом?

— Расскажите нашим читателям про аппарат ZETA.

Тони внимательно посмотрел на Андрея: его явно задело за живое.

— А я так и сделаю. Чтобы доказать, что вы не правы.

— Эй, старина, — Томас предупреждающе положил руку на плечо Тони. — Не говорите глупостей.

Он хотел продолжить свою мысль, но тут появилась Аннеке. Томас поднялся с места, чтобы поприветствовать ее, и возникла неловкая ситуация: он хотел поцеловать ее в щечку, но Аннеке (или ему только показалось из-за бесконечных упреков Тони) подставила лицо для поцелуя в губы. В результате Томас чмокнул ее где-то посередине.

— Простите, что так поздно, — смущенно сказала Аннеке. — Но я только освободилась.

Оказывается, у них случилось небольшое ЧП: одна голландская пара потеряла свою шестилетнюю дочь, и Аннеке вместе с другими девушками-хостес битых два часа бегали по выставке, разыскивая ребенка. В итоге девочку нашли — где бы вы думали? — возле соломенной хижины павильона Бельгийское Конго. Девочка сидела и смотрела как завороженная на полуобнаженного туземца, который, не переставая, дрожал от холода. Томас машинально улыбался, одним ухом слушая рассказ Аннеке, а другим — разговор Тони с Черским. Дело явно принимало нехороший оборот. Тони охотно поддерживал беседу и даже заявил, что с удовольствием побывал бы в Москве. Эмили кидала изумленные взгляды то на одного, то на другого, и Аннеке уже никто не слушал. Потом Черский сказал, что обязательно пригласит Тони в Советский Союз, а Эмили заметила, что это просто здорово, когда два человека из конкурирующих стран хотят дружить: это лишнее доказательство того, что вся эта международная политика — полная мура, а Тони с ней согласился, добавив, что и он такого же мнения, и что гонка ядерного вооружения — пустая трата времени и денег, и вообще: он не верит в агрессивные намерения Советского Союза. Да и что такое этот «западный образ жизни» — сплошное стяжательство и неравенство, а вот коммунизм… Может, в коммунизме есть свои изъяны, но он вовсе не находит такие идеи безумными. В конце концов, Советский Союз доказал это на практике.

— Ага, наконец-то! — воскликнул Андрей. — Вот, пожалуйста: человек живет в Западной Европе, но все прекрасно понимает!

Обняв Тони за плечи, Андрей провозгласил Тони «своим в доску», и потом все трое добавили еще и налили Томасу, и после очередных двух стопок Томас подумал, что водка — просто зверь, гораздо крепче той, что они пили до этого, а потом смутно поймал себя на мысли, что уже перестает понимать, что происходит, хотя совершенно точно видел, как Эмили обвила руку вокруг шеи Тони — нет, черт, как странно — вокруг шеи Андрея, и вслед за этим Томас почувствовал нежное прикосновение рук Сильвии, хотя нет, черт — на самом деле то была Аннеке, ведь Сильвия сейчас в Лондоне, далеко-далеко от него, а потом — господи, да какая разница — ему вдруг стало так весело, ведь они все такие хорошие, и они, и мистер Картер из Британского посольства, потому что он тоже подсел за столик, пытаясь что-то сказать Томасу, только Томас уже не помнил, что он там отвечал, потому что его сознание отключилось на мистере Картере, и больше он уже ничего не помнил, пока, наконец, не очнулся, уже на следующий день, в незнакомом гостиничном номере. Ужасно раскалывалась голова, и зверски хотелось глотка холодной воды, и во рту стоял такой тошнотворный привкус…

Уилкинс

Все тело ломило. Собравшись с силами, Томас приподнялся в кровати и подслеповато огляделся.

Слегка поеденные молью занавески на окнах были задернуты, и понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к темноте, из которой медленно начали выступать очертания предметов. Но это не прибавило никакой определенности — потому что Томас по-прежнему представления не имел, где находится. Его охватил страх, он резко сел в кровати, отчего кровь бешено застучала в висках, нащупал выключатель светильника на прикроватной тумбочке и зажег свет.

Обстановка в комнате оказалась более чем скромной, без малейшего намека на роскошь. Было слышно, как в ванной капает вода из крана. Томас вдруг понял, что спал одетый. Свесив ноги с кровати, он осторожно встал, опасаясь очередного приступа головной боли. Он подошел к окну — всего три шага — и отдернул занавески. Вид из окна опять же не давал никакой подсказки: он увидел лишь мокрую от дождя заасфальтированную дорожку да глухую кирпичную стену буквально в паре метров напротив. Томас не видел неба и совершенно не представлял, который теперь час. Тут он вспомнил про наручные часы. Они показывали без пятнадцати три.