Экспонат 212

- Неплохо сказано. Ваш врач, видно, неглупый человек, я бы сам у него полечился, если б вы захотели меня ему порекомендовать. Но вы не хотите... Нет-нет, я не настаиваю, профессор, я вообще не очень доверяю врачам, особенно тем, которых интересуют древности... Так что же он вам еще говорил?

- Он говорил... - Свидетель задумался, вспоминая" - Он говорил, что история человечества похожа на историю запущенной болезни.

Следователь кивнул. Ему понравилось и само выражение, и то, как в нем удачно связывались медицина и история, намечая возможное соучастие в том деле, которое ему предстояло раскрыть.

- И как же он предлагал избавиться от этой болезни? Путем хирургического вмешательства?

- Я же вам сказал, что он не хирург.

- Да, да, верно... Но у него должны были быть какие-то соображения. Как у всякого мыслящего человека... Вероятно, он их развивал... Ведь вы не однажды встречались?

- Не однажды... Но почему я должен вам отвечать? Я отказываюсь отвечать на такие вопросы!

- Можете не отвечать, - любезно разрешил Следователь. - Я понимаю, что если человек болен, то чем чаще приходит врач... Конечно, это бывает затруднительно, если уж очень часто...

- Ему по дороге. Он здесь рядом работает в клинике.

- А, ну, конечно, если рядом... - сказал Следователь, записывая и это обстоятельство. Потом взял телефонную книгу и стал ее листать. - Да, что ни говорите, профессор, а такого врача, как был у нас там, теперь не сыщете. Без инструментов, без лекарств, и ведь сам едва волочил ноги... Все собираюсь съездить к нему... цветы посадить... да в этой суматохе разве вырвешься?.. Рядом... Рядом... - продолжал он листать телефонную книгу. - Какой был врач, как он умел поддержать человека... Без всяких лекарств... Рядом... Рядом...

Свидетель застыл в своем кресле. Он смотрел на этого человека, которого когда-то хорошо знал, так знал, как можно только там узнать человека, смотрел и не узнавал его - не потому что его изменили годы. Там он был другим... Может быть, потому, что там не было телефонной книги, в которой точно записаны все адреса?

Следователь встал. Разговор был окончен, и он подтолкнул маятник, позволяя времени двинуться дальше.

- Вот и все, - сказал он и улыбнулся. - Теперь вам нечего беспокоиться. Виновника мы найдем.

- Виновника мы найдем, - сказал Схул.

И тогда все палеантропы, выстроенные возле пещеры, сделали шаг вперед, и каждый сказал:

- Это сделал я.

Схул вышел из себя. Он ругался на своем скудном языке доисторического человека и обещал всех упрятать так, что их не найдут никакие раскопки. Он требовал, чтобы ему назвали бездельника, который придумал эту лопату, чтобы облегчить себе труд, и кричал, что палеантропам никогда не видать ни лопаты, ни других орудий труда, что они будут вот так, руками ворочать землю, пока не навалят ее на себя. И пусть не воображают, что когда-нибудь они изобретут паровоз, чтобы меньше ходить, или трактор, чтобы меньше работать. Пусть не воображают, что им позволят устраивать здесь цивилизацию.

Схул очень ругался и требовал, чтобы ему назвали виновного, но палеантропы стояли, не шелохнувшись, и каждый твердил:

- Это сделал я.

Вот тогда Схул и приказал подать ему этот камень. Кусок гранита, который пролежал тысячи лет, прежде чем дождаться своего часа, своего действия. Мертвый камень, орудие вечности, уничтожающий все живое.

- Это сделал я.

- Вы, профессор? Вы свидетельствуете против себя?

- Это сделал я, - твердо сказал Свидетель.

- Ну, хорошо, - Следователь опять опустился в кресло. - Расскажите, все с самого начала.

- С самого начала... Всю жизнь я пытаюсь докопаться до этого самого начала. И я вам когда-то рассказывал, помните? Нет? Как жаль, что вы все так скоро забыли...

Он стал рассказывать. Это было давно, а может, не очень давно... Трудное было время для человека. Беззащитные на этой, почти не пригодной для жизни земле, люди жались друг к другу, согреваясь своими телами. И они зарывались в землю, спасаясь от холода и жестокости подобных себе и оставляя в земле свои скудные кости... Хищники бродили по земле, и только они чувствовали себя свободно, но тоже не очень уверенно, и, чтобы защитить себя от более сильных, они приносили им в жертву людей. Очень страшно было быть на земле человеком, и люди скрывали все, что было в них человеческого, и поступали несвойственно своей природе. И все-таки они оставались людьми.

Тот, на портрете, слушал эту историю так, словно она была ему хорошо знакома. Может быть, это было с ним? Но когда? Этого он, наверно, не помнил.