Мужчина оторвался от созерцания тьмы за окном, взглянул на Риту, затем взглянул еще раз, основательнее, и сделал жест рукой: садись, дескать, если хошь.
Рита присела на краешек стула, зябко повела плечами… Зря она сюда пришла, честное слово. Уйти, что ли? Наверно, она так бы и сделала, если бы не голод, не холодный ветер за окном, а теперь еще и дождь, оставлявший на черном стекле длинные мокрые следы.
Рита понимала, что коль уж она сюда пришла и, тем более, уселась за столик, следует, вероятно, подозвать официанта и сделать заказ. Однако как именно здесь подзывались официанты — голосом, жестом или как-то еще — Рита не имела никакого понятия. В конце концов она решила, что, вероятно, официант обязан ее заметить сам, а, заметив, подойти — но прошло пять минут, прошло десять минут, прошло и пятнадцать, а к ней никто не подходил.
— Послушайте… — преодолевая робость, обратилась, наконец, Рита к своему мрачному соседу, — а эти… официанты… они сами подходят или как?…
Мужчина длинно посмотрел на Риту, хмыкнул, поднял руку и щелкнул пальцами. И тут же у столика, будто из воздуха вылепившись, возник официант.
— Должен тебе сказать, Сохатый, — произнес мужчина, обращаясь к официанту, — что ты — дурно воспитанный персонаж. Барышня ждет твоего прихода уже полчаса. Куда это годится, Сохатый?
— А разве барышня не того… — официант сделал замысловатый жест рукой. — Я думал…
— А ты поменьше думай, Сохатый, — сказал мужчина. — Тебе это противопоказано. Сказано тебе — ты дурно воспитан, ну и не возникай.
— Виноват, — сказал официант с чудным прозвищем Сохатый. — Что барышня желает кушать? Что будет пить?
— Я не знаю, — растерянно сказала Рита. — Что-нибудь… то, что у вас есть…
— У нас много чего есть, — сказал официант.
— Послушай, Сохатый, — неожиданно вмешался мужчина. — Я так думаю, что барышня полностью доверяет твоему вкусу. Вы ведь доверяете его вкусу, барышня?
— Да, да… — закивала Рита.
— Ну, и действуй, — сказал мужчина, обращаясь к официанту. — Разве ты не видишь, что барышня просто-таки изнемогает из-за твоей медлительности?
Официант сделал понимающее лицо, и мгновенно исчез. Вскоре он материализовался вновь — с подносом, заставленным закусками.
— Желаю барышне приятного аппетита, — сказал он, расставляя закуски. — Что же касается напитков… вина, коньяка и всего прочего…
— Нет-нет, что вы! — испуганно воскликнула Рита. — Этого — не надо!
— Я так и понял, — сказал официант. — Еще раз — приятного аппетита.
— Первый раз в этом гадюшнике? — наблюдая, как Рита ест, спросил мужчина.
— Да, — ответила Рита. — Первый…
— Да-да, — рассеянно сказал мужчина. — В первый раз… Все бывает в жизни в первый раз… А вы что же — и в самом деле не пьете вина?
— Нет, — сказала Рита, — не пью…
— Да-да, — повторил мужчина, и щелкнул ногтем по стоявшей напротив бутылке. — А я вот — пью.
— Зачем? — спросила Рита.
— Ну, это вопрос философский, — сказал мужчина. — А на философские вопросы ответов обычно не бывает. Философия, барышня, состоит из одних вопросов… в том, вероятно, и есть ее предназначение в этом поганом мире.
— Понимаю, — сказала Рита.
— Неужели? — прищурился мужчина. — Вы и вправду понимаете?
— Да, — сказала Рита, и смущаясь его пристального взгляда: — У этого официанта такое чудное прозвище. Как у оленя…
— Скорее, как у лося, — усмехнувшись, сказал мужчина. — Здесь у каждого свои прозвища.
— Почему? — спросила Рита.
— Почему? — вдруг задумался мужчина. — Вы, барышня, задали очень непростой вопрос. Да-да, очень даже непростой. Ну, наверно, потому, что такова жизнь.
— А вот этого я не понимаю.
— Мне кажется, — сказал мужчина, — что прозвище гораздо больше определяет сущность человека, чем его имя. Ну, например, если бы я вам сказал, что вашего официанта на самом деле зовут Иван Иванович — что бы вы подумали по такому поводу?
— Ничего, — сказала Рита.
— Вот видите — ничего. А то, что он Сохатый — вы, сами того не желая, запомнили. Прозвище — потаенная сущность человека. Оттого и запоминается.
— Так что же — у этого официанта потаенная сущность лося?
— В какой-то мере, — впервые засмеялся мужчина, и Рита поневоле отметила, что смех у ее собеседника хороший, а вот глаза — грустные. — Должен вам сказать, — отсмеявшись, продолжил мужчина, — что вы — очень неглупая барышня, коль задаете такие вопросы. И потому напрасно вы пришли в этот гадюшник.
— Почему же напрасно? — спросила девушка.
— Потому что умному привыкать ко всему этому свинству гораздо тяжелее, — непонятно сказал мужчина, и неожиданно вернулся к прежней теме разговора: — Здесь у всякого свои прозвища… Он — Сохатый, вон тот — Собака, вон тот — Кореец, а, например, старик в рваной шляпе — Мыка… Привыкайте, барышня.
— Зачем? — удивленно спросила Рита.
— Затем, что… — начал мужчина, но не закончил.
У их столика стоял какой-то тип — прилизанный, вкрадчиво-изящный, весь глянцевый и лощеный. Тип, улыбаясь, смотрел на Риту.