Архитекторов принимали в деревне Фей Янга, расположенной за несколько миль от этой, в глубине леса. Архитекторов было девять человек, пять мужчин и четыре женщины. Все они, одетые в традиционные белые кимоно, держали в руках такие же, как у Данло, образники. И сайни, и их гости уже вдоволь наелись рыбы и хлеба, напились черничного пива, и сайни улыбались, видя, что гости сыты и довольны. Они, как во всяком собрании, цитировали Ясу и беседовали с Архитекторами о таинственной природе Бога. А потом выхватили рыбные ножи, спрятанные под медвежьими шкурами. Мужчины, женщины и дети набросились на Архитекторов со страшными воплями, огласившими лес, и принялись колоть и кромсать.
Сайни быстро покончили со своим делом в надежде, что души Архитекторов поймут, какой красивой кажется Богу-Разрушителю кровь его смертных созданий.
– Я знаю, вот и все, – сказал Данло. – Этот пир произошел пять лет назад. Пять лет и тридцать три дня.
– Но что же толкнуло сайни на это вероломное убийство?
– Ты правда не понимаешь?
– Думаю, что они не желали слушать проповеди этих фанатиков.
– Да, конечно, но дело не только в этом.
Лицо Эде приняло саркастическое выражение.
– В чем же еще?
– Архитекторы не питают любви к красоте.
– И за это сайни их убили?
Данло сидел молча, с грустной улыбкой, слушая стук дождя и собственного сердца.
– Теперь сайни снова готовят пир.
– Да, – промолвил Данло.
– Чтобы убить на нем тебя?
– Возможно.
– Возможно?
Данло улыбнулся встревоженной голограмме. Его забавляло, что Эде, всегда чего-то опасающийся, воображающий себя мастер-цефиком и чтецом мыслей, так плохо разбирается в человеческом сердце.
– Шансы равные: либо меня казнят, либо…
– Либо что?
– Воздадут мне почести. В это самое время сайни готовятся. Пир будет либо кровавым, либо… радостным.
– Значит, ты не веришь, что старый Фей Янг уже решил твою судьбу?
– Нет. Он полон страха и гнева, даже ненависти, но помимо этого существует и другое.
– Что другое?
– Красота. Он любит все красивое, что есть в человеческой душе.
– Ты в это веришь?
– Да, верю.
– Значит, ты не думаешь, что старый Фей Янг потребует твоей казни?
– Он может ее потребовать, но выбор будет зависеть не от него.
– От чего же зависит, какой пир будет нас ждать этой ночью?
– От меня. От того, что я сделаю – или не сделаю.
– Что же это?
– Не знаю пока. Я… не совсем ясно это вижу. Надо подождать.
Лицо Эде стало наполовину тревожным, наполовину расчетливым.
– Если пятьдесят процентов говорят за то, что тебя казнят – сказал он тихо, – попробуй лучше бежать.
– У тебя есть план?
– Само собой, – зашептал Эде. – Я мастер составлять планы. Можно притвориться, что ты поел несвежей рыбы, и попросить, чтобы тебя выпустили облегчиться. А когда Тен Су Минь с братьями откроет дверь, ты их уложишь.
– Уложу трех здоровых мужчин?
– Ты же пилот Ордена. Разве тебе не учили боевым искусствам?
– Учили, – медленно кивнул Данло.
– Ведь ты же не сочтешь неправильным убийство тех, кто замышляет убить тебя?
Данло, дыша мерно и глубоко, склонил голову, потрогал шрам над глазом и промолчал.
– Это очень просто, – продолжал Эде. – Возьмешь в очаге полено, вышибешь Тен Су Миню мозги и побежишь на берег, к своему кораблю.
Данло, закрыв глаза, старался не представлять себе того, что предлагал ему Эде. Старался не представлять себе их хижину на краю леса и широкий песчаный пляж, до которого он мог бы добраться, пробежав всего полмили под гигантскими приморскими деревьями, а больше всего старался оградить свое воображение от красочного кошмара: почерневшее на огне полено, белый пепел на его собственных трясущихся руках.
Никогда не убивать, никогда не причинять вреда другому, даже в мыслях – Данло принес этот обет уже давно и потому отчаянно старался не видеть того, что другой человек мог бы вообразить без всяких терзаний.
– Нет, – сказал он наконец. – Так я бежать не могу.
– Но почему?
Данло шепотом, вздыхая и запинаясь, рассказал Эде о своем обете ахимсы.
– Но сайни могут убить тебя – неужели ты не боишься?
– Боюсь, – с улыбкой кивнул Данло.
– Итак, ты намерен просто сидеть здесь и дожидаться пира, дыша, как Будда? Какой прок в таком дыхании?
– Оно делает меня более живым.
– Что толку, если тебя убьют?
– Быть по-настоящему живым хорошо просто потому, что это хорошо, – улыбнулся Данло. – А с практической точки зрения это помогает подготовить тело, душу и разум. Когда момент придет, я буду знать, что делать.
Эде помолчал, обрабатывая информацию, и, спросил:
– О каком моменте ты говоришь?
– О том самом. Который бывает всегда.
– Ты и говоришь, как Будда – загадками. Боюсь, что я тебя не понимаю.
Данло вздохнул, глядя на мерцающего Эде, и сказал:
– Я говорю о моменте “теперь”. Когда дверь открывается. Когда “теперь” переходит в “тогда” и будущее всегда здесь. Когда ты выбираешь, каким 'будет это будущее, да или нет. Когда во вселенной нет ничего, кроме твоей воли: делать или не делать, видеть, знать, двигаться – двигать вселенную. Этот момент есть всегда, верно?
1Эде это объяснение не успокоило.