Экстрасенс разбушевался

— Придержите эмоции, герр Мурашко, — не смутился Бах. — Все справедливо. Вы нужны Германии, потому и здесь. Не желаете быть ей полезным — ауфвидерзейн. Разбирайтесь со своим КГБ. Честно говоря, не понимаю вас. Есть прекрасная работа, зарабатываете, как звезда Бундеслиги, чего более желать?

— Понял, герр гаупткомиссар, — ледяным тоном отчеканил я.

Бах помялся, видимо, желая еще что-то сказать, но передумал. Сухо попрощался и ушел.

— Что будем делать, Миша? — спросила Вика, когда я рассказал ей о разговоре с полицейским.

— Убираться отсюда.

— И куда?

— В Аргентину.

— Почему туда?

— Потому что далеко. В европейскую страну переезжать нельзя — немцы нас достанут. У них, мать его, Европейский Союз с договорами о правовой помощи. Выдадут как миленьких. Посадят под замок, и буду я пахать на них до скончания века. Не для того бежали из Советского Союза. А Аргентина приличная страна, одна из наиболее успешных в Латинской Америке.

— Мы никого там не знаем, — опечалилась супруга. — По-испански ты не говоришь.

— Выучу, — отмахнулся я. — Не такой он сложный. Денег у нас много. Отсидимся несколько месяцев и вернемся в СССР.

— Мне придется там рожать?

— В Аргентине хорошая медицина, — успокоил я. — Приличного акушера найдем. Ну, а нет, слетаем в США, там хороших клиник хватает.

— Ладно, — согласилась она. — Когда уезжаем?

— Дай мне неделю…

Заполошно бежать я не собирался. Переезд следовало подготовить, заодно дать понять Шредеру и Баху, что целитель не раб. Не остербайтер, как они думают. Для начала я сходил в банк и поинтересовался, есть ли у них филиал в Буэнос-Айресе.

— Нет, — покачал головой заведующий отделением. — Но мы поддерживаем корреспондентские отношения с аргентинскими банками. Если вы откроете в одном из них счет, мы переведем на него деньги. Собираетесь вернуться в Аргентину?

— Да, — кивнул я. — Президент Менем объявил о программе приватизации государственной собственности. Удачное время для инвестиций.

— Понимаю вас, — в глазах немца я прочел неподдельное уважение. — Жаль терять такого клиента, но мы рассчитываем на продолжение сотрудничества. Вам наверняка понадобится надежный партнер в Германии.

— Натюрлих! — заверил я.

— Могу дать вам рекомендательное письмо, — предложил заведующий. — С ним у вас не возникнет проблем в Аргентине.

Я поблагодарил, получил письмо и 50 тысяч марок наличными. Попросил на первое время. Принесли мгновенно.

Из банка отправился в клинику, где стал знакомить немцев с советским производством. Поясню. У рабочих в СССР две формы оплаты труда. Первая — повременная. С ней все ясно: сколько часов провел в цеху, столько и получил. Вторая — сдельная. Тоже, вроде, просто. Сколько деталей выдал «на-гора», столько и начислили. Но имеются нюансы: есть работа выгодная и не очень. Например, выточить вал стоит рубль. Рабочий в состоянии сделать 20 валов за смену. Хорошо? Очень. А вот втулки точить не выгодно — низкие расценки. Как ни упирайся, но больше пятерки в смену не получится. Почему так? Нормировщики постарались. Та еще публика, честно говоря, тормоз коммунизма. Потому все хотят точить валы, и никто — втулки. Но производству нужны и те, и другие. Вот и крутится мастер, исправляя ошибки идиотов-нормировщиков, распределяя задания так, чтобы всем досталось поровну, и никто не остался обиженным. Только нет правил без исключений. Есть на производстве асы, к которым со втулками лучше не соваться. Пошлют, и хрен ты ему что сделаешь. В цеху такие специалисты наперечет, уволится — беды не оберешься. Я решил продемонстрировать это немцам.

Алгоритм моей работы в клинике уже сложился. В первой половине дня занимаюсь детьми с ДЦП, во второй с незрячими. Я честно исцелял немчиков до обеда, после чего объявил, что устал, и сегодня работать больше не буду. Не успел дома приступить к борщу, как позвонил Шредер.

— Герр Мурашко, вы нарушаете контракт! — завопил в трубку.

— Интересно, какой пункт? — поинтересовался я. — Где там сказано о количестве исцеляемых больных? Или о том, что должен пребывать в клинике с 9 до 18?

— Раньше вы работали полный день, — снизил он тон.

— А теперь чувствую усталость. Ничего удивительного. Я ведь не станок, герр Шредер. Силы человека не беспредельны. Извините, но у меня стынет суп.