Экстремальное чтиво

— Как это?

— Ну, я поживу за тебя, а ты за меня. И жёнами махнёмся, ты мою возьмёшь с домом, братвой и прочим, а я с Надькой к тебе перееду.

Иван обалдело раскрыл рот.

— А нахрена? — только и смог спросить он.

— Устал я, — вздохнул бандит. — Отдохнуть хочется. За последние дни слишком много всякого произошло. Да и кавказы наехали.

— А вдруг и на меня наедут?

— Не боись, прорвёмся. Я же не навсегда от дел уйду. Только на время… Ну, в общем, как? Ты согласен?

— Давай сначала выпьем, — предложил Иван. — Такие дела на трезвую голову не решаются.

— Золотые слова. Пошли. Бабы! — крикнул Александр.

— Сейчас братва припрётся. Я собрание объявил.

— Отменим. Завтра соберёшь. Нет, послезавтра.

— Почему?

— Завтра к отцу Алексею поедем.

— Так ты же сегодня хотел.

— Сегодня нельзя.

— Почему? Что, твой святой отец водку не пьёт?

— О-о, ещё как!

— Тогда давай к нему и поедем. Там напьёмся.

Александр остановился и торжественно потряс пальцем.

— Нет, ты всё таки гений. Я бы до такого не додумался. Точно. Он обрадуется. Знаешь, как он меня уважает?

— Представляю.

— Бабы! — опять заорал бандит. — Вы где?

— Здесь мы.

Из другого крыла дома спускалась Александра, а за ней, одетая в немыслимой расцветки и фасона платье, побитой собачонкой следовала Надежда.

— Ну, наконец то, — обрадовался бандит. — Девочки, собирайтесь, мы в церковь едем.

Через полчаса лихая команда уже резво катила по городской автостраде. За рулём сидел незаменимый Колян, а братва получила отбой.

Ивану зелёнкой намазали губы и голову. Александр пришёл в дикий ужас, когда Надежда, временно исполнявшая обязанности медсестры, после того, как обработала мужа, по простоте душевной предложила ему зелёнкой намазать лоб, поэтому опять чуть не хлопнулся в обморок, слегка задержав отъезд. Тогда, чтобы хоть как-то облегчить его страдания, добрая женщина разрисовала пострадавшему всё лицо.

И вот, в конце-концов, после мучительных сборов, вооружённая до зубов спиртным и закуской, банда, весело мчалась на церковный сабантуй.

Глава11

Психиатр Головкин проснулся в крайне мрачном настроении. Открыв опухшие ото сна глазки, он немного полежал, ленясь вставать, но потом неожиданно вскочил, как ошпаренный.

— Степаныч! — криком позвал он. — Ты… ты где, а?

Ещё вчера вечером друг был на месте, но сейчас его не наблюдалось нигде. Лишь только огрызок бельевой верёвки говорил о том, что свято место, даже если оно расположено возле отопительной батареи, иногда бывает и пусто.

В полнейшем недоумении и растерянности Головкин обыскал всю квартиру на предмет наличия в ней Толоконного, но увы(а может быть — ура!), человека с такой фамилией не оказалось.

Входная дверь была распахнута настежь, а с вешалки в прихожей пропал осенний плащ и широкополая, ковбойского фасона, шляпа. Ботинки тоже были украдены и пропажа вещей привела психиатра в полнейшее бешенство.

— Ну, су… — начал он орать, но резко замолчав, прикрыл дверь, чтобы, не дай бог, не услышали соседи. И только после этого дал волю злостным парам.

— …ка! Вот ведь приютил козла на свою голову!

Увлечённый проклинанием до седьмого колена всего рода Толоконных, Головкин не сразу сообразил, а как, собственно, смог Виктор Степанович покинуть место заточения? Голыми руками верёвку не порвёшь, а все колюще-режущие предметы он сам предусмотрительно спрятал накануне подальше от сумасшедшего. Тот, конечно, не буйствовал, только пускал слюни и молился, но чужая душа ведь потёмки. Даже для профессионального целителя этих душ.

Когда первый запал немного прошёл, до Головкина, наконец, дошло, что узник сбежал не просто так. Уныло разглядывая измочаленный конец верёвки, психиатр понял, что тяга к Отцу у клиента была настолько сильна, что он просто-напросто перегрыз путы, мешающие этому благому порыву. Так что к ущербу, нанесённому другом в виде похищения вещей, прибавилась также и испорченная верёвка.

Но, пораскинув мозгами, Головкин решил, что возможно это и к лучшему. Честно сказать, он не очень-то и стремился к роли спасителя.

— В конце концов, каждый волен делать свой выбор сам, — успокоил он себя, вновь падая на диван. — Даже умалишённый. Да! Ну хочет человек увидеть бога, так пусть его видит. Мешать этому я не имею никакого права. Если каждого, кого тянет к господу, обвинять в сумасшествии, то нужно сразу всех верующих упрятать в дурдом. Может на самом-то деле он вполне нормальный. Религия — она штука тонкая, там сразу и не поймёшь, кто дурак, а кто просто дурака валяет.

Психиатр ещё очень долго рассуждал о бытие и небытии, о странностях человеческой души, о неисповедимости путей и многом прочем, успокаивая, убаюкивая свою совесть. Короче говоря, сознательно создавал невидимый занавес между собой и теми проблемами, которые непременно возникли бы, возьмись он за спасение им же и потопленного друга.

— Всё хорошо, — шептал он. — Я абсолютно спокоен. Беспокойство отсутствует. Проблемы отсутствуют. Жизнь прекрасна…