Экстренное погружение

– Я – офицер военно-морской разведки. Хотите, чтобы это подтвердил капитан?

– Да зачем? – Легкий проблеск улыбки. – Я видел, как вы наставили пистолет на командира, и раз он не упек вас под арест, стало быть, с вами все чисто.

– На буровой убиты четверо. Трое из пистолета, один ножом. Их тела сожжены, чтобы скрыть следы преступления. Еще трое погибли при пожаре. Убийца на борту корабля.

Рукавишников не вымолвил ни слова, только его лицо побледнело.

– Кузнецов получил тяжелую травму. Не знаю, по какой причине, но на его жизнь, очевидно, кто-то покушался.

Рукавишников уже успел взять себя в руки. Лицо снова стало невозмутимым.

– Значит, он может попробовать снова?

– Может. Никому из членов команды, кроме командира, старпома и меня, не позволяйте сюда заходить. Если же кто-то попытается…

– С метр бинта достаточно, доктор?

– Вполне. Бей не сильно. Чуть выше уха. Можешь спрятаться вот здесь, за занавеской.

– Надеюсь, хоть кто-то заявится…

Оставляя Рукавишникова, майор испытывал некоторое сочувствие к тому, кто попытается сюда забраться.

Оставшихся пациентов, их было девять, разместили в матросской столовой. Хуже всех дела обстояли у главного инженера Филатова. Опасности для жизни, конечно, не было, но лицо было обожжено страшно. Близнецы Харламовы, бурильщики, были обожжены меньше, но сильно пострадали от голода и холода. Тепло, уход и хорошее питание поставят их на ноги буквально за пару дней. Хромов, тоже бурильщик, и Денисов, лаборант, имели ожоги средней тяжести, умеренные обморожения и чувствовали себя получше. С остальными четырьмя – старшим радистом Кожевниковым, доктором Дитковским, поваром Нечаевым и, наконец, Хитренко, трактористом, – дела обстояли совсем благополучно. Все они сильно обморозились, особенно Кожевников, у всех были небольшие ожоги и общая слабость, но силы восстанавливались очень быстро. Постельный режим был нужен только Филатову и близнецам Харламовым, остальным Дроздов прописал различные физиотерапевтические процедуры.

– Мы не можем сидеть сложа руки, – нотка раздражения в голосе командира была вполне оправдана. – Что будем делать?

– Завтра утром устроим опрос всех уцелевших, – ответил Дроздов. – По-моему, мы сумеем узнать немало интересного.

43

– Извините, что надоедаю вам своими вопросами, – извиняющимся тоном произнес Дроздов. – Но командир поручил мне собрать всю нужную информацию. Первым делом надо выяснить, как возник пожар.

– По-моему, я первым заметил огонь, – неуверенно произнес Нечаев, повар.

Его волжский акцент прозвучал как никогда отчетливо. Он все еще выглядел больным, но гораздо лучше, чем накануне. Ему и всем восьмерым, кто присутствовали этим утром в кают-компании, явно пошли на пользу тепло, долгий ночной сон и усиленное питание. Правда, у главного инженера Филатова лицо было так сильно обожжено и забинтовано, что трудно было разглядеть, как он себя чувствует. Впрочем, завтракал он с большим аппетитом.

– Дело было примерно в два часа ночи, – продолжал Нечаев. – Да, около двух. Полыхало уже вовсю. Я…

– А где именно? – прервал его Дроздов. – Где вы спали?

– На кухне. Там же, где и обедали. Самый крайний домик с запада в северном ряду.

– Вы спали один?

– Нет, вместе с Хитренко, а еще Фомин и Манпиль. Оба погибли. Они были бурильщиками. Мы с Хитренко спали в задней части домика, там по обе стороны стояли два больших шкафа, где хранились припасы, а Фомин и Манпиль спали в столовой, возле камбуза.

– Значит, почти у самых дверей?

– Точно. Я вскочил, закашлялся. Дыма полно, в голове мутится – и вдруг вижу пламя: вся восточная стена дома уже полыхает. Я тряхнул Хитренко, а сам бросился к огнетушителю. Но он не сработал – замерз. Я бегом обратно. А сам уже ничего не вижу, такой дымище! Я тряхнул Фомина и Манпиля, крикнул, чтоб они вставали, а потом наткнулся на Хитренко и велел ему разбудить главного инженера.

Дроздов перевел взгляд на Хитренко.

– Разбудили?

– Нет. Весь лагерь был в огне, пламя подымалось метров на двадцать и распространялось как раз между рядами домов. Ветром по воздуху несло горючее, оно тоже пылало. Мне пришлось сделать солидный крюк к северу, чтобы не попасть в огонь.

– Ветер дул с востока?

– Не совсем. В ту ночь, я имею в виду. Скорее, с юго-востока. А еще точнее – с юго-юго-востока. Держась на всякий случай подальше от генераторного блока, он находился рядом с помещением столовой, добрался до жилого барака. Того самого, где вы нас обнаружили.

– То есть вы разбудили его не сразу?

– Да, он встал сам. Как только я выскочил из столовой, начали взрываться топливные цистерны на складе горючего. Тут и мертвый проснулся бы. Короче, этот шум разбудил его и без меня. Он и Денисов, – Нечаев кивнул на человека, сидящего напротив него за столом, – схватили огнетушители и побежали тушить барак начальника.

– Он находился западнее от склада горючего?

– Точно. Но там творился сущий ад! У Филатова огнетушитель работал отлично, но приблизиться к огню было невозможно. По воздуху летело горящее топливо.