Экстренное погружение

Вместе с Патенковым, захватив с собой один из немногих еще не израсходованных ИП-3, Дроздов направился в носовые помещения. Он прижимал кислородную маску на минуту-две к лицу потерявшего сознание моряка, но все это помогало, как мертвому припарки: чистый кислород поначалу приводил их в чувство, но стоило снять маску, как они тут же снова впадали в полубессознательное состояние. Майор вернулся на центральный, напоминавший мрачную темницу, битком набитую обессилевшими, теряющими сознание узниками. Он и сам уже с трудом держался на ногах. Интересно, мелькнуло у него в голове, чувствуют ли и все остальные, как жаркий огонь из легких распространяется по всему телу, замечают ли они, что их лица покрылись зловещим пурпурным пламенем – первым признаком отравления окисью углерода. Дитковский все еще не возвращался из машинного, по-видимому, он изо всех сил старался помочь тем, кто, слабея и теряя способность к самоконтролю, мог причинить вред себе и своим товарищам.

Грубозабойщиков сидел на прежнем месте, прислонившись к главному столу. Когда Дроздов опустился на стул между ним и Тяжкоробом, командир слабо улыбнулся.

– Ну, как там, Андрей Викторович?

Даже в шепоте прозвучала сталь. До майора дошло, что перед ним человек цельный, как скала. Ни единой трещинки. За всю жизнь среди миллионов можно встретить лишь одного такого, как Грубозабойщиков.

– Плохо, Владимир Анатольевич, – ответил майор. Для ответа врача это звучало скуповато, в нем отсутствовали детали, но суть была ясна, и ему не хотелось расходовать силы. – Через час или раньше люди начнут умирать от угара.

– Так скоро? – в голосе послышалось удивление, а в покрасневших, опухших, слезящихся глазах появилось сомнение. – Не может быть, Андрей Викторович. Окись углерода только начала действовать…

– Да, так скоро, – ответил Дроздов. – Она действует очень быстро. В течение часа погибнут первые. За два следующих – половина. Как минимум половина.

– Вы лишаете меня выбора, – негромко проговорил Грубозабойщиков. – И все же спасибо… Володя, где наш старший механик? Настал его час.

– Сейчас вызову.

Тяжкороб с трудом, точно старик со смертного одра, поднялся на ноги. В эту минуту дверь отворилась, и в центральный, шатаясь, вошли несколько изнуренных, почерневших моряков. Готовые сменить их матросы зашевелились.

– Это ты, Александр? – спросил Грубозабойщиков у одного из вошедших.

– Так точно, товарищ командир.

Штурман Ревунков стащил маску и надсадно закашлялся.

Грубозабойщиков переждал, пока приступ пройдет.

– Как там дела внизу, Саша?

– Дыма больше нет, Владимир Анатольевич. – Ревунков вытер мокрое лицо, зашатался, словно у него закружилась голова, и вяло опустился на палубу. – По-моему, мы полностью затушили изоляцию.

– Сколько времени уйдет, чтобы убрать оставшуюся?

– А хрен его знает. В нормальных условиях – минут десять. А сейчас… Не меньше часа; может, больше.

– Спасибо… Ага! – Капитан скупо улыбнулся, приветствуя возникших из облака дыма Тяжкороба и Карпенкова. – Вот и наш механик. Виктор Георгиевич, пора разогревать свой чайник. Какой там у вас рекорд для запуска и поднятия пара?

– Виноват, не знаю, товарищ командир. – Черный от дыма, с покрасневшими веками, с искаженным от боли лицом, Карпенков тем не менее расправил плечи и слабо улыбнулся. – Но можете считать: он уже побит!

С этими словами командир БЧ-2 ушел. Сделав над собой усилие, Грубозабойщиков тяжело поднялся на ноги. За исключением двух кратких вылазок в машинное отделение, он за все эти нескончаемые мучительные часы так ни разу и не надел кислородного прибора.

Распорядившись подать питание на трансляционную сеть, командир снял с крюка микрофон. Он говорил чистым, спокойным, уверенным голосом – свидетельство самообладания и победы разума над телом:

– Говорит командир. Пожар в машинном ликвидирован. Запускаем энергетику. Открыть двери по всему кораблю и не закрывать до особого распоряжения. Худшее уже позади. Благодарю всех за службу…

Он повесил микрофон и повернулся к Тяжкоробу.

– Самое худшее останется позади тогда, Владимир, когда нам хватит энергии для запуска реактора.

– Худшее еще впереди, – вмешался Дроздов. – Сколько уйдет на то, чтобы раскрутить турбогенераторы и подготовить к включению систему кондиционирования? А сколько времени, по-вашему, понадобится, чтобы очистить атмосферу?

– Полчаса. Не меньше. А то и больше.

– То-то и оно. – В голове у майора стоял такой туман, что он с трудом облекал мысли в слова. Да и вообще сомневался, что они представляют хоть какую-то ценность. – Итого полтора часа, самое малое… – Дроздов тряхнул головой, пытаясь припомнить, что еще собирался сказать. Наконец вспомнил: – Через полтора часа каждый третий из экипажа будет мертв.

Грубозабойщиков улыбнулся. Дроздов не поверил своим глазам: командир улыбался! Потом проговорил:

– Ошибаетесь, Андрей Викторович! От отравления не умрет никто. Через пятнадцать минут весь корабль будет дышать чистым воздухом.