Экстренный контакт

Она издает испуганный звук, и я немедленно приношу свои извинения. Можете себе представить, как это понравилось окружающим?

Я оборачиваюсь к Кэтрин, ожидая увидеть ее злорадство. Она спит.

Не-а. Этого не может быть. Не дать ей уснуть — это половина причины, по которой я вообще ввязался в это дело. Подталкиваю ее в плечо. Ничего. Положив ладонь на ее руку, я слегка встряхиваю ее, и она отмахивается от меня.

— Кэтрин, — шепчу я. — Проснись.

— Отстань, — бормочет она своим обычным голосом, но опять же никто даже не смотрит на нее, а тем более не ругает. Очевидно, этот поезд работает в альтернативной Вселенной, в которой все происходит наоборот.

Я — милый.

А она... Кэтрин.

Мне не нравится эта смена ролей.

Я легонько шлепаю ее по щеке, достаточно нежно, чтобы не было больно, но достаточно резко, чтобы она возмущенно распахнула глаза.

— Я знаю, что ты устала, — говорю я, потому что и сам чувствую себя измотанным. — Но у нас есть еще несколько часов, прежде чем ты сможешь лечь спать.

— Точно, — устало говорит она, поднимая руку к голове и вздрагивая, когда касается пальцами места, которое явно все еще болит.

— Скоро ты сможешь уснуть, — шепчу я, чувствуя неизбежный прилив сочувствия. — Обещаю.

Кэтрин издает тихий ворчливый звук, но кивает.

Я на секунду закрываю глаза, а затем одариваю ее смущенной улыбкой.

— Полагаю, будет нечестно, если я посплю?

Она бросает на меня лишь короткий, испепеляющий взгляд, но мгновение спустя я слышу странное пыхтение и оглядываюсь, чтобы увидеть Кэтрин, надувающую ту дурацкую надувную подушку из самолета.

Протягивает ее мне с улыбкой.

— Вот. Я разбужу тебя, когда доберемся до нашей остановки.

— Спасибо, — говорю я с искренним удивлением, и все в поезде оборачиваются, чтобы посмотреть на меня.

Я озадаченно качаю головой и поправляю подушку на шее. В какой Вселенной все предпочитают колкую Кэтрин милому Тому?

За этим быстро следует еще более неприятное осознание.

Мне нравятся шипы Кэтрин.

Очень.

И всегда нравились.

ГЛАВА 20

КЭТРИН

23 декабря, 21:39

— Эй, Фло-Джо. Может, притормозишь немного? — обращаюсь я к Тому, который мчится через железнодорожный вокзал Буффало с бешеной скоростью.

Он бросает на меня недоверчивый взгляд через плечо.

— Фло-Джо? Ты серьезно только что сравнила меня со звездой женской легкой атлетики восьмидесятых? А я ведь просил тебя хоть раз не надевать свои дурацкие туфли на высоких каблуках.

— Ладно, ты же знаешь, что шпильки — неотъемлемая часть моего личного бренда. И угнаться за тобой мешает не столько обувь от Джимми Чу, сколько сотрясение мозга.

Том тут же замедляет шаг.

— Спасибо, — говорю я, отгоняя от себя чувство вины за свою крошечную ложь. Головная боль сейчас не так уж и сильна. А вот волдырь на пятке...

Мужчина ворчит в ответ на мою благодарность.

Я смотрю на него снизу-вверх, стараясь не отставать от его более спокойного темпа.

— Не понимаю, почему ты такой раздражительный. Те люди в поезде были очень милыми.

— Не понимаешь, почему я такой раздражительный? — спрашивает он, пока мы спускаемся на эскалаторе к платформе, где сядем на наш поезд. — Серьезно?

— Представляешь, тот мужчина в поезде узнал меня по новостям? — говорю я, улыбаясь воспоминаниям. — Я же говорила тебе, что дело Якобсена сделает меня известной. Помнишь, я тебе это говорила?

— Да, Кэтрин, — говорит Том резким голосом, пока мы сходим с эскалатора. — Конечно, помню. Помню, как мы ужинали в ресторане. Я пытался сказать тебе, что мы не виделись дольше пяти минут в течение двух недель, потому что ты всегда была на работе, но не смог вписать это в твою историю о том, как ты столкнулась со славой. Когда я, наконец, смог рассказать тебе о своих чувствах, ты попросила официантку принести упаковку салфеток. Для меня.

Улыбка сползает с моего лица. У меня было на удивление хорошее настроение, учитывая прошедший день, но оно явно пошатнулось, когда я услышала версию Тома о том давнем вечере.

Я не помню все именно так, но и не могу утверждать, что он не прав.

Уверена, что должна перед ним извиниться. Не только за тот вечер. За миллион вечеров, и в этом вся суть проблемы. Не какая-то одна ошибка, а их огромное количество. Если я открою эту банку с червями, если загляну в колодец обид с обеих наших сторон, то не уверена, что кто-нибудь из нас когда-нибудь выберется оттуда.

Вместо этого я заставляю улыбку вернуться на лицо.

— До сих пор не могу поверить, что тот парень попросил у меня автограф. Думаю, это впервые.

Том прищурился.

— Так вот что случилось? Потому что, насколько я помню, ты вытащила из сумочки свернутую салфетку из «Старбакса», нацарапала на ней свое имя и сунула ему. Он выглядел явно удивленным и немного раздраженным.

Обычно остроумные реплики Тома вызывают у меня странное сочетание раздражения и восторга. Однако на этот раз его упоминание о моей сумочке вызывает приступ душераздирающей паники.

Ледяная волна, не имеющая ничего общего с метелью, проносится по моим венам, и я замираю на месте.