— И что? Мне так хочется, — с вызовом выпалила Катя.
— Ладно, ладно, — согласилась я, — кстати, можно задать тебе один вопрос?
Катя закатила глаза.
— Только не надо сейчас читать мне наставления.
— Я вовсе не собиралась. Скажи, у твоего дедушки была охрана?
— Нет.
— Он сам водил машину?
— Нет.
— Имел шофера?
— Да.
Манера Кати односложно отвечать, сдвигая брови и недовольно кривя губы, стала меня раздражать. Огромным усилием воли я взяла себя в руки и продолжила допрос.
— Помнишь, как его звали?
— Кого?
— Водителя.
— Нет.
— Может, Юра?
— Нет.
— А как?
— Ну.., не помню.
— У вас в доме жил мужчина по имени Юрий?
— Нет.
— Может, так звали садовника?
— Нет.
— Или дворника?
— Нет.
— То есть ты ни про какого Юру не слышала?
— Нет.
Я уставилась на Катю. Не ребенок, а партизан на допросе в гестапо. Ну и характер. Интересно, каким образом мягкая, интеллигентная, никогда ни с кем не ссорившаяся Соня управлялась с Катей? Или она стала такой после гибели Адашевой? Я видела Катю на выставке собак, и тогда она произвела на меня впечатление самой обычной девочки.
— Если это все, то я хотела бы наконец заняться компом, — буркнула Катя.
Я кивнула.
— Конечно. Только скажи, где работал Зелимхан?
— Не знаю.
— Как?
— Просто.
— Дедушка не рассказывал про службу?
— Нет.
— Ну.., ладно.
— До свидания, — подвела черту Катя, — спокойной ночи.
— Ужинать не придешь?
— Нет.
— Хочешь, Ира принесет еду в комнату?
— Нет.
— У нас сегодня замечательное лакомство, — оживилась я. — Творожная запеканка с цукатами и сметанным соусом. А еще я привезла пирожные.
— Не хочу.
— Не соблазнишься?
— Нет. Я не ем после шести.
— Бережешь фигуру? — я отчаянно пыталась наладить контакт с девочкой. — Тебе нечего беспокоиться!
— Если сейчас разожрусь, — презрительно вымолвила Катя, — то стану такой, как ваша Маша!
Гнев ударил мне в голову.
— Вот что. Катя, я обещала Соне Адашевой приглядеть за тобой. Я всегда держу слово, поэтому создам для тебя нормальные условия проживания. Выучу и дам путевку в жизнь, — высокопарно заявила я.
— Я все оплачу, — сбила мой пафос Катя.
— Ладно. Живи, как пожелаешь, никто к тебе в душу не полезет, в комнату не войдет и к общению принуждать не станет. У меня есть лишь одно условие. Ты следишь за своей речью и не оскорбляешь домочадцев, в частности, не обзываешь Машу толстой.
— Это констатация факта, — парировала Катя, — если жабу величать жабой, оскорблений нет, она такая и есть. Маша весит в два раза больше меня.
— Значит, — еле сдерживая желание заорать, ответила я, — ты не занимаешься констатацией фактов.
В нашем доме члены семьи любят друг друга независимо от веса, наличия лысины, оттопыренных ушей и кривых ног. Ясно?
— Угу, — кивнула Катя, — не хотите правду о себе знать!
— Нет! — рявкнула я и вышла в коридор, чувствуя себя как деревенский кузнец, который от полной дури решил подковать вместо смирной тягловой лошадки главного племенного быка стада.
Дверь хлопнула, в замочной скважине повернулся ключ. Катя, не желавшая видеть в своей комнате незваных гостей, предпочла как следует запереться.
Глава 16
Я поднялась в свою спальню и, невзирая на усталость, схватилась за телефон.
" — Алло, — бодро отозвалась Яковлева. — — Это Даша. Хочу сказать, что Катя устроилась нормально, сейчас сидит в Интернете.
— Ну и хорошо, — равнодушно обронила Роза, — попомни мои слова, она тебе еще покажет небо в алмазах. Та еще штучка! Сплошные капризы! Кстати, я так понимаю, что ты будешь оформлять опекунство над девкой, значит, у нас возникнут тесные рабочие контакты. Соньке полдела принадлежало. Послушай, ты же ничего в нашем бизнесе не понимаешь…
— Никогда не стану встревать в торговлю продуктами, — быстро успокоила я Розу, — свои привилегии как опекуна я не знаю, деньги Сони мне не нужны, нам собственных средств вполне хватает. Уж извини за прямоту, но я взяла в дом Катю не из-за какой-либо материальной выгоды, имею только одну причину для того, чтобы довести ее до восемнадцатилетия, — хочу отплатить Соне добром за добро. Вырастет девочка и уйдет.
Финансовыми вопросами сейчас займется адвокат.
— Это хорошо, — повеселела Роза, — честно говоря, я испугалась. Ты кретинка, в торговле ни бельмеса не смыслишь. Одного не пойму: какое такие добро тебе Сонька сделала? Вы же даже не дружили! Адашева всем улыбалась, но в душу не пускала, даже меня на некотором расстоянии держала, хотя наши отцы лучшими друзьями были!
В моей голове внезапно возникло воспоминание.
Ледяной декабрь сковал Москву, до Нового года остается всего ничего. В институте все кашляют, чихают, кое-кто из преподавателей приползает на работу с температурой, в столице бушует грипп. Конечно, нужно бы, увидав, как столбик термометра убегает вверх от отметки «37», остаться в постели, пить чай с малиной и спать, спать, спать. Но у студентов сессия, и наш ректор, отец Розы, в самом начале декабря собрал коллектив и предупредил:
— Те преподаватели, которые возьмут бюллетени в дни экзаменов и зачетов, не могут рассчитывать на мое хорошее отношение к ним.