Эксцессия

Он обследовал два ядра. «ПРОШЛОЕ» – гласила метка на первом из них. Второе обозначалось просто «2/2».

«Ну-ну», – подумал дрон.

Он вскрыл первое ядро и нашел там свои воспоминания.

II

Генар-Хофен, со всех сторон омываемый струями воды, парил в антигравитационной душевой кабинке. Вентиляторы, отсасывавшие воду из кабинки, этим утром ужасно шумели. Частью сознания он понимал, что ему не хватает кислорода и нужно или вылезать из душа, или ощупью искать загубник, который, конечно же, обнаружится в самую последнюю очередь и в самом неожиданном месте, куда сразу не доберешься, если глаза не открыть. Вот незадача! Нет, лень. Ему и так хорошо.

Он стал ждать: какое чувство не выдержит первым?

Разумеется, мозг не смог остаться равнодушным к тому, что Генар-Хофен задыхался. Внезапно он обнаружил, что полностью проснулся и машет руками, как утопающий немодифицированный человек, страстно желая сделать вдох, но боясь сделать это из-за скопления водяных шариков. Глаза его распахнулись. Он увидел кислородную маску с загубником и схватил ее. Вдохнул. Ох, светло-то как, аж слепит! Глаза уменьшили яркость. Вот так лучше.

Что ж, пожалуй, на сегодня душа хватит.

– Выключить. Выключить, – несколько раз пробормотал он в маску.

Вода продолжала поступать. Он вспомнил, что модуль с ним не общается: вчера вечером Генар-Хофен приказал скафандру не принимать больше никаких вызовов. Видимо, в ответ на такое безответственное поведение модуль решил вести себя по-ребячески. Генар-Хофен вздохнул.

К счастью, в душе имелся выключатель. Струи исчезли, в кабинку стала понемногу возвращаться гравитация, и Генар-Хофен медленно опустился вместе с водяными шариками. Включился Отражатель. Пока уходили остатки воды, Генар-Хофен осмотрел себя: втянул живот, выпятил подбородок, повернул голову, добиваясь наилучшего ракурса, и пригладил несколько вставших дыбом светлых кудряшек.

– Ну что ж, – сказал он в пространство, – я чувствую себя хреново, но выгляжу по-прежнему отлично.

Наверное, даже модуль в кои-то веки его не слушал.

* * *

– Прости, что поторопил, – сказал образ дяди Тишлина.

– А, ничего, – промычал он с полным ртом фейлиного стейка и тут же запил мясо теплым травяным отваром – лучшим средством от недосыпа, если верить модулю. Вкус был мерзким, так что это походило на правду. А может, модуль просто отпустил очередную шуточку.

– Выспался? – спросил образ дядюшки, сидевший напротив Генар-Хофена в столовой модуля – очаровательном просторном помещении, полном цветов и фарфоровой посуды.

На три стены столовой проецировались – похоже, в реальном времени – виды залитой солнцем горной долины, которая на самом деле находилась за пол-Галактики отсюда. За спиной голографического гостя, у стены, парил маленький дрон-сервировщик.

– Целых два часа проспал, – ответил Генар-Хофен.

В общем-то, узнав о голографическом визите дядюшки, Генар-Хофен мог бы секретировать стимулянт, позволявший бодрствовать всю ночь, и к этому времени уже разобрался бы с делом, но его совершенно не прельщали неизбежные побочные эффекты, а кроме того, он хотел показать, что не собирается повиноваться только потому, что его любимого дядюшку заставили отправить семантико-сигнальный умослепок, или как там модуль обозвал эту хреновину. Единственной уступкой с его стороны, ввиду срочности дела, стало полное отсутствие сновидений. У него имелся целый набор сценариев для ночных грез. Некоторые включали чудесные сексуальные сцены, и отказ от них был для Генар-Хофена серьезной жертвой.

Поэтому он лег и поспал хорошо – хотя, пожалуй, и недолго, – а сообщение от дяди Тишлина, терпеливо перебирая свою абстрактную семантику, дожидалось его в ядре ИИ-модуля.

Пока что они лишь обменялись несколькими общими фразами, поболтали о старых временах – отчасти, конечно, с целью убедить Генар-Хофена, что образ послан его дядей и что ОО делают ему огромное одолжение, отправляя не один, а два личностных слепка, в расчете подбить Генар-Хофена на… необходимый им поступок. (Нельзя было также исключать, что голограмма на самом деле – мастерская подделка, сфабрикованная ОО, но это уже отдавало откровенной паранойей.)

– Я так понимаю, – сказал голографический Тишлин, – что у тебя выдался удачный вечер.

– Ага, оторвался по полной.

Тишлин озадаченно посмотрел на него. Генар-Хофен проследил за переменой на лице голографического образа и задумался над тем, насколько совершенно воспроизведен его дядя в этом слепке, закодированном – или, если угодно, живущем – в ядре ИИ-модуля. Это создание послано сюда в виде цифровых последовательностей, чтобы склонить его к сотрудничеству с Особыми Обстоятельствами. Способно ли оно испытывать подлинные эмоции или всего лишь притворяется?

«Черт, а ведь мне и впрямь хреново, – подумал Генар-Хофен. – О таких вещах я со студенческих времен не задумывался».

– И как же ты отрываешься по полной с этими… чужаками? – недоуменно спросил дядюшка.

– Все зависит от подхода, – загадочно ответил Генар-Хофен, отрезая кусочек стейка.